Наталья Шемет - Эсперанса

«Не он! Это не он! Он не может быть таким!» – думала котэйка, злясь на ухмыляющегося котэйца.

Подрагивая всем телом, от кончика хвоста до несчастных крыльев, дракон, если бы мог, взлетел. Но он бежал, и топот отдавался в коридорах. Следом бежала землянка, простирая руки и причитая:

– Укради меня, утащи в пещеру! Я буду послушной девочкой! Обещаю! Твоей принцессой!

Шикарный котэ поднялся и подошел к Киттейе.

– Мадам, разрешите проводить вас в номер? Вам нужно переодеться… Вы превосходны, мадам… но такая красота не предназначена для всех. Она – для избранных…

И приобнял по-свойски.

В голосе звучало столько самоуверенной пошлости, а глаза – совсем не красивые! – мутные, бегающие – туманились такой неприкрытой похотью, что Китти рывком освободилась из цепких объятий. Он продолжал тянуться и смотреть сальным взглядом, и Кит захотелось отмыться. Сейчас, срочно. Опять.

– Для избранных. Именно! – рявкнула она, и добавила: – А еще я мадемуазель!

Гордо развернулась и отправилась в номер.

Там она сняла остатки платья и, оставшись в белье, повалилась на кровать и вдруг горько разрыдалась. Не он . Ее избранник не позволял себе пошлостей. Его голос не сочился грязью. Пусть голос с другого края Галактики был искажен, в нем звучали другие интонации!

Честное слово, в убегающем от землянки драконе, в том, как он искренне реагировал на ее притязания, было больше честности и порядочности, чем в этом прекрасном на вид, но таком мерзком котэ! Китти усмехнулась сквозь слезы, вспоминая, как огромный дракон в страхе бежал от маленькой землянки.

Кит готова была поклясться, что незнакомец из галло-ская галантен, добр, и… и…

Она скучала. Скучала именно по нему!

Киттейя внезапно в ужасе поняла, что на самом деле влюбилась.

До рокового разговора по галло-скаю масляный котэ вполне сошел бы за производителя – устроить пару концертов на крыше, и совсем не обязательно заводить котят, развлечься можно знатно…

Но Киттейе отчего-то ужасно этого не хотелось. Ей хотелось совсем другого.

Ей нужен был ее прекрасный собеседник – тот, кого она в жизни не видела.

Расстроенная Кит заказала ужин в номер и больше не вышла из комнат до утра.

Весь вечер она терпела доносящиеся из соседнего номера звуки контрабаса и виолончели.

Рогадор утешал себя. Он заказал еду в номер и слушал музыку вместо того, чтобы веселиться на самом крутом межгалактическом курорте. Он хотел видеть только свою Кит. Как узнать ее?..

Киттейя, лежа в одиночестве, снова и снова представляла, как она и ее избранник, вернувшись на Котэ, залезут на самую высокую крышу планеты и закатят такой концерт, какого не слышали уже лет тысячу! Их вопли будут как самый страстный, острый и резкий звук скрипки. А потом она родит полдесятка котят. Нет, лучше два десятка… и всех выкормит собственным молоком… Бросит работу, растолстеет, станет почтенной мамашей…

Рогадор вечно во всем сомневался. Он не был популярным, не был и неудачником, но имел склонность принижать свои достоинства. Кровь его была холодна, как и подобало драконам, да не совсем… В общем, Рогадор страдал от заниженной самооценки.

Как и многие сородичи, он жил один – и одиночество тяготило. Вот и теперь, понимая, что очаровательная незнакомка с приятным голосом может оказаться вовсе не самкой дракона, предпочитал видеть ее в мечтах такой. У него проскальзывали мысли, что сработал голосовой переводчик, и она могла оказаться розоволосой улиткой со Сли 10 11 11 планеты Сли , , студенистой и склизкой. Или многорукой и многоногой жительницей с Зи 12 12 Зи – планеты с разумной жизнью; . Но в мечтах представлял собеседницу прекрасной, темнокожей, покрытой гладкими, ювелирно подогнанными чешуйками с замысловатой татуировкой, настоящей драконихой, с которой они вечером зажгут свечи на террасе, заботливо обустроенной его лапами на пологом склоне горы Каракоде родной Радоки.

Рогадор в свободное от работы время с удовольствием играл на контрабасе. И воображал себе ее, дракониху, играющую на виолончели – вот ее инструмент, скрипка слишком остра. Рогадор представлял, как вернувшись на Радоку вместе с возлюбленной, по вечерам, глядя на алеющее закатное небо, романтически озаренное с одной стороны – пламенеющим диском опускающегося за горизонт Ткаллилока 13 13 Ткаллилока – солнце Радоки; , с другой – серебристое от сияния восходящих четырех Лладор 14 14 четырех Лладор – Лладоры – Луны Радоки; , они сядут у входа в благоустроенную пещеру и сыграют что-нибудь старинное – она на виолончели, он на контрабасе. А рядышком, в лучах заходящего светила, будут греться полдесятка яиц. А лучше два десятка… Это ничего, что самки драконов откладывают лишь по одному. Рогадор был мечтателем. И мечтал о большой любви и большой семье.