Almerto - Алекс

– Одевайся и бегом в казарму. С этого дня я займусь вашим воспитанием полностью.

Обмираю уже на улице от его слов и выдыхаю. Да что же за неудача то настигла меня!

Дальше день стал ужаснее следующего. Лорд был на каждой пробежке, потом на собирании пистолета и ударов по мишеням и макетам. Руки ныли от отдачи, так что лопатки, казались вывернутыми наизнанку. Но я упорно, еще сам для себя, делал отжимания на ночь. Кормить стали зато лучше. Я был голоден всегда.

Один паренек, восхищенно глядевший на меня во время всех тренировок, однажды подсел ко мне и первым спросил:

– Ты ведь Алекс?

Кивнул ему с набитым ртом и приветливо показал на бирку на левом плече со своим именем.

– Ты лучший, – сказал он мечтательно и восхищенно, как маленький мальчик.

Умилившись, я прожевал кусок и ответил:

– Спасибо, но и ты станешь таким, если захочешь.

Он недоверчиво посмотрев на меня переспросил:

– Я?! Нееее.

Пришлось пожать плечами.

– Меня зовут Тоши, я с крестьян. Умею хорошо метать ножи и даже мечи. Но массы не могу набрать. Мне кажется, что меня скоро выгонять отсюда.

Смотрю на него виновато и осторожно предлагаю:

– Хочешь, помогу?

Он, вновь недоверчиво глядя на меня, переспрашивает:

– Ты? А разве можно набрать массу моему телу?

Пожимаю плечами:

– Думаю, да. Не проблема. Начнем сегодня после ужина?

Он кивает восхищенно:

– Правда ты мне поможешь?

Киваю осторожно:

– Но нам придется упросить Аденью, чтобы дал нам поздно побегать еще. Скажем, что не устали.

Он кивнул, вставая, и уходя, прошептал одними губами:

– Спасибо…

Я посмотрел туда, куда он посмотрел и замер – на нас смотрел со входа в столовую Лорд Луавье. За два месяца здесь он стал воистину зверем.

Сев на свою кровать я только сейчас разрешил себе вспомнить все, что он тогда сделал со мной, и как я потом выживал от его насмешек перед всей казармой. А еще он вызвал к себе двух красивых парней и те вернулись лишь на следующее утро, уставшие и посеревшие лицом. Все мы отвели тогда взгляды от них, когда они так и не проснулись на построение. Как ни странно, но будить их никто не стал. Через несколько дней они вновь также вдвоем ушли на всю ночь к Лорду. И я уже не слышал столь восхваленные оды о лорде, как раньше. Все понимали, зачем они ходят туда, вернее, для чего. А еще Аденью стал им делать поблажки. А еще через месяц они перешли в лучшую академию телохранителей его Высочества. Мерзко было наблюдать, как парни начали зазывно смотреть на Лорда при построении.

Аденью, как ни странно, дал мне разрешение с Тоши после ужина пробежаться по стадиону, и даже приказал уже от себя заняться Тоши полностью, иначе его действительно скоро выкинут. Было обидно за паренька.

Мы занялись этим же вечером, и сняв свои рубашки, я приказа ему сделать со мной пять кругов туда и обратно. Начав с растяжки, прошелся по всем снарядам, что были у нас для проверки нашей боеготовности. Лишь тяжелые макеты подошли для того, чтобы Тоши начал поднимать их. Он не понимал, для чего, но молча исполнял все, что я бы не приказывал ему.

Неделя трудно прошла для нас обоих. С увеличенной нагрузкой утром и днем, вечером мы буквально засыпали на ходу, но неимоверным усилием воли заставляли себя уйти на вечернюю пробежку и там пройти весь свой курс заново. Через месяц Тоши начал делать успехи в метании. Его мышцы наконец-то стали проявляться и рука стала значительно тверже. Аденью довольно хмыкал в свои черные усы и кивал мне каждый раз, когда я снова и снова подходил к нему за очередным разрешением на стадион.

Тренировки уже не стали необходимы Тоши, потому что его и так перевели на усиленные нагрузки и я свободно вздохнул, предвкушая про себя. Все-таки хотелось бы иногда выспаться и быть лучшем состоянии на своих тренировках, что стали ужесточаться. Близился конец года, где мы должны были уже с заряженными патронами показать отличные результаты перед королем.

Лорд уже не издевался надо мной, как раньше, повышая именно мне нагрузки, а лишь изредка появляясь перед нами с какими то гостями. Видимо, и у него были свои дела. Однажды мы увидели его с перебинтованной рукой, висящей в лубке на круговой петле через плечо. Он был бледнее обычного, и кинув на нас взгляд, подозвал Аденью. Что-то ему приказав, он удалился, не обернувшись.

Почему-то мое сердце сжалось от его вида, стало жаль его. Но вспомнив, как он меня унизил в своем кабинете, махнул рукой на него и позабыл до конца ужина об этом. Зато Аденью вызвал меня после ужина, и, как ни странно, тихо, и попросил(?!) следовать за ним. По дороге он сказал мне приветливо и как-то виновато: