Оливия Вульф - Возвращение на Седьмой Холм. Остров

– Виви, ответь мне, пожалуйста, очень серьезно. Ты что, действительно понимаешь то, что говорят Пудинг и Роуз?

– Папочка, а разве вы их не понимаете?

– Нет, детка, никто из нас не понимает.

Виви обернулась к сестре и спросила: – И ты тоже, София?

– У-у, – покачала головой сестра.

Тут всем стало понятно, что Вивьен не меньше, чем София, одарена. Ей было дано понимать язык животных, а может, и не только животных, и отвечать им.

В воскресенье, после службы, Виви потянула родителей в лавку сапожника мистера Фергюса и в аптеку мистера Теофраста.

Папа согласился зайти в аптеку, подумав, что камфорный спирт был более безобидным по сравнению с красными сапогами для козы, а заполучив лекарство, может, девочки забудут про обувь. Семья подошла к аптечной двери. Питер со вздохом дернул на себя ручку в надежде, что она будет закрыта, но дверь открылась и колокольчик на ней громко тренькнул. Близнецы замерли посередине зала, разглядывая баночки с травами и порошками на стеклянных полках. Питер подумал: «Когда они увидят огромный изогнутый рог нарвала, подвешенный под потолком, то, скорее всего, забудут все на свете и не станут болтать лишнего при Теофрасте».

Аптекарь вышел из внутренней маленькой дверцы за прилавком.

– Добрый день, Питер, вы всей семьей, и ваши прекрасные малышки с вами! Чем я могу помочь?

Это был щуплый мужчина в пенсне, с маленькой белой бородкой, похожей на бородку Роуз.

– Дааа, – как можно беззаботней произнес Питер, – нам нужен камфорный спирт.

– А, сейчас, сейчас. У вас кто-то простудился? – аптекарь наклонился и вытащил на прилавок коричневый пузырек с притертой крышечкой.

– Папочка, чей это рог висит? – спросила София.

Питер не успел открыть рот, чтобы объяснить девочкам, кто такой нарвал, как мистер Теофраст произнес на чистом глазу: – Это рог единорога, могу предложить настойку из него, очень хорошо помогает при мигренях.

– Едиииинороогааа? – еще шире раскрыли рты девочки.

Питер быстро расплатился, засунул пузырек с камфорным спиртом в карман, взял девочек за руки и побыстрее вышел, пока они не начали рассказывать про больные ноги Роуз. Он надеялся, что единорог окончательно вытеснил из головы близнецов сапожника.

Но не тут-то было. Через пару секунд, когда повернули с торговой улицы к их повозке, Вивьен резко остановилась и спросила: – А сапогиии?

– Мы должны заказать сапожки для Роуз, – подхватила София.

Питер остановился.

– Может быть, в другой раз? – с надеждой спросил он.

– Детка, мистер Фергюс подумает, что мы всей семьей сошли с ума, – ответила мама.

Бабушка улыбнулась, подмигнула Виви и сказала: – Ну что ж поделать, нужно лечить Роуз.

Когда мистер Фергюс понял, зачем они пришли, он подавился табачным дымом из своей курительной трубки.

– Красные, вы говорите? Да-да, да-да. Что ж, у женщин много причуд, но такое слышу в первый раз. Хорошо, заходите на следующей неделе.

Ровно через неделю они забрали новые, красные, блестящие, маленькие сапожки со шнурочками для Роуз. Виви с Софией взяли по сапожку и, радостно подпрыгивая, вышли из лавки, поблагодарив сапожника.

– Фергюс, вы не поверите, мы сами не могли в это поверить, но Вивьен понимает животных. Она как-то общается с ними, – сказал Питер, оправдываясь.

– У вас удивительные малышки, Питер, если бы я не слышал, как поет София, я бы не поверил в то, что вы говорите. Но, видимо, они обе не такие, как мы с вами. Вам очень повезло. Ну, отправляйтесь уже лечить свою Роуз, – улыбнулся сапожник.

С тех пор Роуз щеголяла по утрам в красных сапогах. Она вышагивала по полю за домом, как на приеме у королевы. Ревматизм как рукой сняло.

Молва о девочках распространялась очень быстро. К Виви привозили больных животных, чтобы выяснить, как их лечить и что у них болит. Она понимала птиц, и они в большом количестве селились рядом с маяком. Стоило только обратиться к Вивьен, и им всегда была обеспечена горсть пшеницы или семечек, если они не нашли пропитания. Послушать пение Софии в церковном хоре приходило все больше и больше людей. Иногда места в церкви не хватало, и пастор Филипп открывал настежь большие двойные двери, чтобы людям на улице было слышно пение хора.

Как-то после службы они заехали на рынок купить сыра, и отец разговорился с фермером Олафом. Тот пожаловался, что его лучшая корова Глория стала давать отвратительное молоко, оно кисло в этот же день и становилось горьким как полынь.