Александр Бреусенко-Кузнецов - Демоны сквернословят

Во-вторых, Фопона, как истинного поклонника Смерти, не могло не восхитить то дерзновение, с которым перешедший в Запорожье инквизиторский замок превращал окружающую среду из агонизирующей в гарантированно мёртвую. Живых людей прогнали ещё накануне движения Порога, живые животные разбежались сами, но вот живые растения (трава, кусты, деревья) нуждались в терпеливой умерщвляющей помощи. Ведь если растение правильным образом не убить, то в Запорожье оно погибнет неправильно: разложится, вместо того, чтобы окаменеть.

Так вот, для спасительного окаменения некогда живого ландшафта, каждое деревце в увядающих осиновых рощах вокруг замка пришлось побрызгать специальными бальзамами для деревьев. Даже не просто побрызгать, а основательно полить и пару раз повторить для верности.

Когда осины окаменели, Фопон испытал некое странное чувство – тревожное и торжественное. Откуда такое взялось? Ну конечно: всплыли по ассоциации эпизоды переворота в Цанце.

Деревьев, цементируемых вяжущими веществами, в столице воеводства тогда, конечно, не было. Зато – Умбриэля Цилиндрона тоже побрызгали чем-то наподобие. Даже не просто побрызгали, а влили в жилы воеводы сей бальзам, ведущий к окаменению. Вследствие чего – вот умора – бедняга превратился в нерукотворное изваяние самого себя.

Пережитое волнение, особую причину которого он и сам едва уловил, Фопон поневоле выплёскивал в летописном тексте, когда описывал работы замковой челяди по спасению рощ. Волнение меняло не только почерк летописателя, но и – характер изложения.

Продвижение Порога Смерти на восток и посмертное спасение каких-то там окрестных деревьев – словно не тот же самый Фопон описывал, а другой человек, художественно одарённый. Если кто-то спустя годы возьмётся изучать многотомный манускрипт Фопона-летописца, будет, наверное, поражён. Ну и пусть удивляется: до причин ему не докопаться, даже если не проглядит любопытный симптом в пылу сражения с унылой массой прочих сообщений.

Остальные более-менее яркие события, свидетелем которых стал писец Фопон, по эмоциональному отклику сильно не дотягивают до двух самых первых. Однако, чтобы подстраховаться, балармский архивариус включил в указатель по своему труду не два пункта, а добавил к ним третий, четвёртый, пятый и ещё около четырёх десятков, примечательных пусть чем-нибудь.

В-третьих, более-менее важным событием Запорожской истории замка стало показательное изгнание повара – со всеми подмастерьями в придачу. Бедой повара стало примитивное понимание собственного ремесла. Старик, даром что почти столетний уже мертвец, умел готовить пищу живых, и только её. Пока замок находился по другую сторону Порога Смерти, с этой концентрацией несовершенств можно было мириться. Но Запорожье задаёт иные правила. Пища живых туда попросту не поступает, а тем более – она там изначально не растёт.

В-четвёртых… Но чтобы вспомнить, что именно в-четвёртых, летописцу приходится сверяться с указателем. С пятым и последующими пунктами – та же ситуация. Увы, переход между интересными и вовсе неинтересными событиями – достаточно-таки плавный. Большинство же из них – воистину «малоинтересны».

Впрочем, и малоинтересные пункты живо заиграют новыми красками, а то и намертво врежутся в память, как только Фопону повезёт провести связи между ними и несколько запутанными сведениями по предыдущей истории замка, доставшимися в наследство от замученного мастером Удухтом летописца-предшественника.

Живые организмы очень хрупки, а мёртвые палачи не всегда способны рассчитать силу воздействия. Даже со знаменитыми мастерами случаются такие неприятности. Но что-то Фопону подсказывало: мастер Удухт рассчитал верно. Только расчёт был вовсе не к тому, чтобы оставить летописцу жизнь.

– А-а-а-а-а-а-а-а! – раздалось с заднего двора.

Оказывается, наступило раннее утро. К сожалению, Фопон-летописец опять увлёкся и снова не уложился в ночное время: слишком пространно (и «скрупулёзно») стал описывать позавчерашний визит менестреля.

Хотя, казалось бы, о чём тут повествовать? Ну, явился паренёк поглазеть на замок, в котором – о чудо – служит палачом «тот самый» единственный в своём роде мастер Удухт. Ну, вздумал по наивности заинтересовать знаменитого палача своим неподражаемым пением. А того не знал, что мастер Удухт всё равно лишён музыкального слуха, что в песнях обращает внимание только на текст, каковой расценивает с единственной стороны: «в рифму – не в рифму».