Джулия Плек - Древние. Возвышение

– Я – капитан Моке, – представился ее собеседник, – но вы называйте меня Эриком. Вы не возражаете, если я задам несколько вопросов о тех, кто на вас напал? Это ведь они, я думаю, похитили ваше кольцо?

– Да , – с хорошо обдуманным пылом подтвердила Ребекка, – я так странно чувствую себя без него.

– Понимаю, мадам, – с такой убежденностью заверил ее Эрик, что она засомневалась, не воспользовалась ли невольно чарами принуждения, сама того не заметив. Потом взгляд ореховых глаз капитана устремился к мертвецу, и всякий намек на мягкость – и вообще на все человеческое – исчез с его лица.

Он подошел к телу (солдаты отступили), наклонился и, не касаясь нанесенных Ребеккой ран, провел над ними своими длинными пальцами.

– Вы сказали, разбойники? – спросил он, делая знак низкорослому блондину и не отрывая глаз от мертвеца.

Некоторые присутствующие, нервно глянув на Ребекку, снова отвели взгляды. Другие мялись в нерешительности. Раньше она слышала, как один из солдат назвал Эрика «новым капитаном». Насколько хорошо ему знакомы его новые обязанности? Она решила, что лучше всего будет ничего не говорить и ждать.

– Нет, – наконец сказал Эрик, поднося кончик пальца к краю длинного шрама, перечеркивающего горло мертвеца, – отметины замаскированы, но они есть. Это сделали не люди. – Он наконец поднял глаза и уставился на Ребекку так пламенно, что она не могла отвести взгляд. Заговорив снова, он будто бы обращался к ней одной: – В этих лесах водятся сверхъестественные и жестокие существа.

Вам повезло уйти живой.

Клаус шел по булыжной мостовой, морщась от дробного стука копыт и грохота проезжающих мимо телег. Когда Микаэльсоны только приехали в Новый Орлеан, тут были одни грунтовые дороги, но теперь цивилизация коснулась и этого грязного маленького французского поселения на задворках мира. Кроме элегантных особняков и вилл, которые, казалось, росли как сорняки, тут возник теперь самый настоящий городской центр со своими сапожниками, ювелирами, модистками, умудрявшимися поразительным образом идти в ногу со временем, и несколькими тавернами.

Прогресс шагает вперед, философствовал про себя Клаус, но не всякий прогресс – улучшение… особенно после проведенной в городе дурманящей, взрывающей мозг ночи. Может, Новый Орлеан и стал более современным, да только шлюхи остались такими же неопрятными и дикими, как прежде. Но вкуса того сорта виски, что подавался в «Южном местечке», любимом борделе Клауса, оказалось почти достаточно, чтобы избавить его от осадка недовольства. Почти .

Настал момент, когда он перестал постоянно видеть перед собой ее блестящие черные глаза, когда ее насмешливая улыбка не вторгалась в каждую его мысль. Но в хмельных видениях каждая шея, в которую Клаус нежно впивался зубами, казалась ее стройной, мраморно-белой шеей, и каждая капля крови имела ее вкус. Никлаус пил, потому что забвенье не могло прийти так скоро: и, судя по утренней головной боли, оно, возможно, пришло слишком поздно.

Солнце стояло высоко, а местные жители шумели. Клаус рефлекторно касался «дневного» кольца на пальце, желая, чтобы его действие каким-то образом усилилось. Все было слишком ярким и слишком громким – пока вдруг не стало превосходным. Ему было довольно мимолетного взгляда на мелькнувший профиль, чтобы понять, кто перед ним. Белое муслиновое платье сидело на ней так безупречно, что она с тем же успехом могла быть порождением фантазии Клауса.

Она . Она светилась, она притягивала свет. Казалось, Клаус сам каким-то образом вызвал ее появление. Неважно, что там люди шепчутся о проклятой участи: в этот миг собственная участь, положительно, показалась Клаусу благословенной. Самое удачное, что Вивианн была без сопровождающих. Она в одиночестве стояла на краю улицы, глядя на витрину некоего кутюрье, который хвалился, что совсем недавно прибыл из Парижа. Помешать их беседе, в отличие от той злосчастной помолвки, будет некому.

Клаус улучил момент, чтобы отряхнуть одежду и разгладить ворот свободной белой сорочки. Незачем Вивианн знать, как он провел эту ночь. Приближаясь к ней, Клаус ощущал, как виски в желудке предательски мешается с кровью, но готов был биться об заклад, сделав ставкой свою вечную жизнь, что ведьмочка не сможет догадаться, как глубоко ранила его их первая встреча.