Евгения Райнеш - Мга

По своему опыту он знал, что в высоких дебрях травы притаилась крапива. Тёмыч каждый год клялся прокосить всю эту бурную растительность, но у него всё не хватало времени, и трава стояла – высокая и торжествующая – до самых холодов. И ещё потом долго тянулась из-под белых сугробов, уже вялая и пожухлая, но до последнего не сдающая позиций.

До зимы ещё было далеко, и Гай старался не сходить со слабой тропинки, натоптанной к складу, дабы не ошпарить ноги. Он зашёл в складскую дверь, которая оказалась не только открытой, а открытой нараспашку. Кажется, Тёмыч, попавший в плен своих диких фантазий, скрывался с места действия спешно и не оглядываясь.

На складе, как и положено, царила темень, только под низким потолком противно и раздражающе мигала, не переставая, тусклая лампочка. Судя по всему, она намеревалась вот-вот перегореть уже несколько месяцев. Гай оказался окружённым многоэтажными стеллажами, с которых к нему взывали так никому и не пригодившееся старые коробки. Некоторые из них томились здесь уже не первое десятилетие, и словно забытые узники с нар, они неслышно молили его о свободе.

Нужная посылка стояла посередине склада. Он подошёл совсем близко, присел на корточки, пытаясь разглядеть какие-нибудь особенные знаки, которые убедили Тёмыча в её исключительности. Ничего Гай на коробке так и не увидел в полутьме. Он просто взял её в руки и понёс на свет. Ему самому вдруг стало невероятно любопытно, что там может быть внутри.

На свету коробка оказалась чересчур приличной, новой, гораздо новее, чем она являлась по легенде. Гай уже усомнился в том, что он взял именно нужное, когда увидел на плотном картоне необычные знаки. Кажется, старая, ещё дореволюционная печать почты России.

Не иначе хулиганистый и залихватский ямщицкий бес древнего здания почты, которое служило ямщикам когда-то так же и постоялым двором, вселился в Гая. Да, не иначе это и был он – самый что ни на есть древний ямщицкий Покатаюшка, который заставил Гая тут же потянуть верёвку не принадлежащего ему отправления.

Тёмный плотный смог спустился в одну секунду на землю, накрыл запущенный двор бывшей ямщицкой слободы, зачернил высокую траву, влажной духотой обнял, сдавил, затрудняя дыхание. В смоге, что издревле звали в местах этих мгой, откуда-то со стороны давным-давно разваленных конюшен раздался ясный смех, отскакивающий от старых бетонных плит. Жёсткая верёвка, залитая неистово крошащимся сургучом, на удивление легко поддалась, освобождая стянутый узел.

У Гая в руках оказалась огромная расхристанная бумажная хризантема. В освободившееся прорехи полезли клочки старинных газет. Под ними оказались ещё какие-то газеты, потом шли куски грубых, скрученных тряпок, а потом – опять газеты. Чудо, что он заметил, как из этого вороха явно подставных бумаг что-то выпало, робко сверкнув зачернённый старым серебром. В подставленную ладонь упал плоский четырёхугольник, подвешенный тонкой цепочкой к креплению. Женская серёжка.

Гай осторожно перебрал рассыпающуюся посылку, безнадёжно осмотрел траву вокруг себя. Второй серёжки нигде не наблюдалось. «Глупость какая-то», – пожал плечами Гай. Кому понадобилось посылать целую кучу мусора и прятать в нём старое украшение, к тому же не имеющее пары? Он внимательно посмотрел на верхний слой бумаги. Очевидно, когда-то здесь был написан и адрес, и имя адресата, но со временем все опознавательные знаки расплылись невнятными чернильными кляксами.

– Зачем я вообще вскрыл этот странный свёрток? – Гай взял в охапку раскуроченный пакет и, зажав в ладони единственно понятную вещь в этой посылке, отправился каяться Тёмычу.

Ещё издалека Гай понял, что Тёмыч не один. Кто-то отчаянно и убеждённо, щедро снабжая свой громкий монолог матами, пытался давить на начальника отделения.

– Твою мать, Тёма, я же прошу только подержать у себя несколько дней! В коробки свои запрячь, я послезавтра зайду и заберу!

Тёмыч слабо сопротивлялся, его голос тихо шелестел по пустому отделению, но собеседник балансировал на грани отчаянья:

– Да что тебе от этого плохого будет? Постоит моя коробочка пару дней, а ребята тебе за это чуть-чуть ещё и бабла подкинут. Ты только не говори никому, лады? Тётки куда не нужно не полезут, и вообще у тебя тут чёрт ногу сломит.

Гай наконец-то узнал голос ещё одного бывшего одноклассника. Он давно не видел Крошку, но ходили слухи, что тот то ли загнулся от наркоты, то ли надолго закрылся на зоне. Оказывается, вон он – вполне себе на свободе и живой. Как со школьной видеозаписи: глаза бегают, редкие белёсые волосы прилипли ко лбу, он всё так же потеет от волнения. А сейчас даже щека у Крошки дёргалась нервным тиком. Словно бывший одноклассник отбивал лицом азбуку Морзе: точка-тире-точка. Даже появление Гая отразил слабо: дёрнулся, затем понял, что вновь появившийся не опасен, потерял всякий к нему интерес. Кажется, даже не узнал. Продолжал напирать на Тёму и в то же время канючить: