Юлия Устюгова - Ежедневные вечера танцевальной культуры и отдыха в Парке имени железнодорожников

Иван включил фонарик и навёл на потерпевшего. Кровь, которая в темноте казалась чёрной, стала красной. Она пачкала красивым пятном, напоминающим сердце, рубашку на груди потерпевшего, но не похоже было, что он ранен.

– Здорово ты кому-то нос расквасил. Можно на ты? – предположил Иван.

– Конечно, только не поднимайте меня, не надо! Я посижу пока.

Лицо потерпевшего в свете фонаря из синего стало белым.

И стало видно, что это человек не такой простой и не такой уж молодой, как показалось Ивану вначале. Лет под тридцать ему, а может, и за тридцать. Худое длинное лицо с длинным носом. Тонкие морщины густой сетью собрались под глазами, как у человека, который часто щурится. А глаза, хоть и выглядят в свете фонаря лиловыми, как сливы-венгерки, на самом деле серые. Очень непростой человек.

– Как тебя зовут? Девушек провожал? – спросил Зайнулла с радостным видом трубадура, жаждущего воспеть рыцарский подвиг. – И где они?

– Капитонов меня зовут. «Капут» – по латыни «голова», – пояснил потерпевший.

– Давай руку, голова!

На этот раз потерпевший встал, но сразу же бессильно прислонился спиной к тому самому дубу, по которому назывался спуск. К дубу, за корни которого цеплялись, подымаясь по спуску вверх, к дубу, о ствол которого тормозили, спускаясь вниз, чтобы, выпустив его из объятий, вновь с молодецким уханьем и легкомысленным визгом лететь по склону.

– Так где же девушки, Капитонов?

– Убежали девушки. Я крикнул Ольге и Марусе: «Бегите!» – вот они и убежали. А куда – знает ваш товарищ.

– Ваня? – удивился Зайнулла.

Все повернулись к Ивану.

«С чего бы вдруг?» – подумал Иван, сохраняя невозмутимость.

– Ну это же ваша девушка, не моя, вы с ней танцевали последнюю мазурку, а совсем не я. Я знаю только, что её зовут Ольга, и предложил проводить её и подругу. Очень красивая блондинка, кстати. И подруга такая же.

Иван молча смотрел на вновь осевшего на землю Капитонова. Он стоял ниже потерпевшего по склону, потому Иван и Капитонов оказались теперь лицом к лицу.

«Так вот, значит, как зовут девушку, которая так здорово танцует! Ольга!» – пронеслось в Ивановой башке под требовательным взглядом фиолетовых глаз и косыми взглядами Стёпы и Зайнуллы.

– Давай мы тебя проводим! – вновь поставил потерпевшего на ноги Зайнулла. – А то, похоже, ты, Капитонов, сам не дойдёшь. У тебя имя есть? Я Зайнулла. Это Ваня. Это Стёпа.

– Я два часа как с поезда. Мне некуда пока идти… – сказал Капитонов. – У меня гостиница только с завтрашнего утра. Вот я и пошёл на танцы.

Услышав про поезд, Стёпа как-то задумался и спросил, окинув цепким взглядом чухонскую внешность потерпевшего:

– А откуда же ты приехал, Капитонов? Из Ленинграда?

– Из Москвы. Я художник.

– По делу?

– Лечиться.

Услышав ответ, Стёпа не только задумался, но и помрачнел. Отчего – Зайнулла с Иваном не поняли. Тем временем Стёпа вздохнул и улыбнулся.

– Ну что же делать! Переночуешь у нас – а там видно будет, товарищ!

– Я в гостиницу пойду, посижу в сквере до утра, – упрямо возразил Капитонов, но видно было, что он едва держится на ногах. И когда Зайнулла и Ваня подхватили художника с двух сторон под руки, он сопротивляться не стал, а зашагал по аллее вслед за ними. Уже показались вдали, за оградой парка, огни вокзала в сиреневом речном тумане. Вокзала, от которого часа два назад поднялся Капитонов. Слышались стонущие, будто обращающиеся прямо к тебе, голоса поездов. Луна взошла высоко. Со стороны казалось, будто трое бойцов ведут раненого товарища.

– Так у тебя имя есть, Капитонов? – спросил Стёпа, заменяя Зайнуллу, выдохшегося в попытках угнаться за длинными шагами Ивана и потерпевшего.

– Ростислав.

– Ростик? Слава?

– Рорик.

За оградой парка, совершив свой круг, пронёсся трамвай. Здесь он не останавливался, и трое, теперь уже четверо, просто проводили глазами его освещённый аквариум, высекающий искры в небе над вокзалом.

– Капитонов! – окликнул кто-то.

У белого с гипсовым шаром на верхушке столба парковой ограды стояла худенькая блондинка в голубой беретке набекрень. Про платье Иван ничего не мог сказать конкретного, кроме того, что оно красивое, но чересчур закрытое, и что эти рукава как-то забавно называются – «солнышки» или «крылышки». Что-то похожее повторяла всегда его сестра Таня, жена Стёпы, красуясь в таком же, только жёлтом, платье перед зеркальным гардеробом. Девушка, окликнувшая Капитонова, была слегка с ним схожа. У неё было на лице такое же выражение – то ли испуганное, то ли ожидающее невероятных событий. Впрочем, она действительно боялась и действительно ожидала, и ничего невероятного в её выражении не было.