Татьяна Старкова - Летающий мир

В кухне убиралась Елена: очаровательное белокурое существо, одна из немногих в группе Вескис, кто тщательно заботился о чистоте и порядке.

– Встала, солнышко? – спросила она.

– Тебе помочь? – отозвалась Маркиза

– Что ты! Тут двоим делать нечего. Лучше поешь и погуляй еще немного: мы завтра улетаем.

– Уже? – ужаснулась Маркиза. Но тут же поняла: уже пора. Все, зачем они прилетели, они получили здесь сполна.

– Да, – ответила Елена, готовя Маркизе большой бутерброд и салат, – Вескис сейчас разведает курс с Френком и Велли. А завтра рано, рано утром мы летим. Так что если хочешь с чем-нибудь попрощаться, прощайся сейчас.

Она налила Маркизе чай и одарила ее белоснежной улыбкой.

– Спасибо большое, Елена. А где все остальные?

– Владики гуляют, Трико и Грега ты уже видела, – принялась рассказывать Елена – Кевин и Остин пошли нарубить дров на запас и для Одери. А Дон Пьетро с ними, следит, чтобы полена были правильной длины, – она улыбнулась.

– Да, кто-то же должен следить… за мировым порядком, – сказала Маркиза.

– Вот-вот, он так и сказал.

Пока Маркиза завтракала, в дом, пыхтя, вошел Дон Пьетро.

– Слушайте, дайте воды. Ух, устал. Шел от самого Кривого ручья с дровами. Вы Владиков не видели?

– Как же, как же, – моментально отреагировал Трико, – ушли. Кажется, сказали, что пошли искать Дона Пьетро.

Маркиза засмеялась, допивая чай, вымыла за собой посуду и, оставив хлопочущую Елену и Дона Пьетро, обменивающегося с Трико любезностями, вышла из дома.

Ноги сами повели ее по знакомому маршруту: к Одери. Где-то раздавался стук топора: это работали Остин и Келвин. Вокруг тихо-тихо шевелились кроны сосен, мох шуршал под ногами. Птицы пели. А маленькая тропинка, ставшая ей за это время почти родной, вела ее, петляя меж сосен, к сердцу этого края.

« Я успела полюбить это место, – подумала Маркиза, – как странно. Кажется, ты уйдешь, а оно останется с тобой. Есть в нем что-то, что незыблемо, что не может исчезнуть…»

Она привычно ловила отголоски музыки. «Разве может такое быть, что пройдет каких-нибудь один-два дня, и этой музыки уже не будет со мной? И все станет буднично и серо, так серо, как в мире, где нет Онтарио. Нет и не будет Онтарио». Потом мысли ее закончились: она пришла.

Дверь в холм была отворена. Маркиза заглянула в темноту пещеры и позвала:

– Одери!

– Колокольчик! – раздался радостный возглас откуда-то из глубины. Когда глаза ее привыкли к полутьме, она увидела Одери в длинной изношенной хламиде из странного, переливающегося материала, видимо, когда-то красивого, надетой поверх вполне привычных трикотажных штанов.

Одери обнял Маркизу и повел ее в свой дом. Посреди главной, большой комнаты, на столе были разложены пучки трав.

– Вот, сушу свой чай. Когда будет зима, Одери станет пить чай из трав. В нем солнце останется. Пойдем, попьем чай из трав, которые еще раньше были.

Маркиза вместе с Одери вошла в другую пещерку его жилища. Здесь у Одери была кухня. Благоухали травы, развешенные по стенам. Мягкий свет лился откуда-то сверху, и Маркиза уже знала, что там прорублено небольшое «окошко», заделанное стеклом и незаметное снаружи.

Маркиза устроилась за столиком и пила ароматный чай. А рядом Одери продолжал свою работу, перевязывая пучки травы тонкой веревкой.

– Одери, – сказала она, – сегодня у нас последний день. Мы улетаем завтра утром.

Длинные пальцы Одери дрогнули.

– Грустно, грустно. Так скоро.

Он замолчал, но потом тихо продолжил:

– Но Одери знает, – мы еще встретимся. – Одери и Маркиза. Будем петь.

– Конечно, Одери, – с готовностью согласилась Маркиза. Мы обязательно встретимся еще. И я вот о чем хочу тебя еще спросить… Ты знаешь об Онтарио?

– Вескис знает все, – сказал Одери. – Онтарио – это… он подыскивал слова, – это как весть.

– Вестник?

– Да, да, вестник. Онтарио приходит, – и мир меняется.

Он помолчал.

– Когда-то в нашу Синегорию пришло Онтарио тоже…

– Ты видел Онтарио? – брови у Маркизы изумленно взметнулись.

– Нет, нет, – Одери покачал головой. – Никто не хотел, чтобы мир изменился. Никто не был готов. Это было давно, так давно… Ни Одери, ни Вескис на свете не было еще.

– А потом?

– А потом – катастрофа, пш-ш-ш! – Одери развел руками. – Все. Синегории нет.

– Это от того, что Онтарио не взошло?

– Это от того, что мир не изменился. Онтарио – только знак. Вестник.

– Синегория… – протянула Маркиза мечтательно. – Где это?