Вячеслав Шалыгин - Исполняющий желания

– Да как же это все вообще? – растерянно спросила у равнодушной луны ведьма. – Что вообще происходит?

Удивление ее имело все основания, потому что из сквера бодрые полицейские вытащили не кого-нибудь, а Пифуция.

Собственной персоной.

Больше всего на свете майор криминальной полиции Борис Иванович Колпаков ненавидел ночные звонки. Во-первых, после них он уже не мог заснуть, даже если не приходилось никуда мчаться. Во-вторых, бежать сломя голову, как правило, приходилось. В-третьих, на финише ночных забегов майора обычно ждал не какой-нибудь приятный приз, а тяжелая работа.

И чем старше становился Колпаков, тем крепче становилась эта его ненависть. Крепче даже, чем неприязнь к начальству, которое только и знало, что намекать майору на предпенсионный возраст, якобы мешающий ему качественно исполнять служебные обязанности. Претензий по существу начальство не предъявляло, ведь базовый объем работы Колпаков осваивал, стрелял прилично, даже физподготовку ухитрялся сдавать не хуже некоторых молодых, то есть уволить его формально было не за что, вот и выдавливали потихоньку, обделяя наградами, премиями и повышением в звании, зато щедро «одаривая» критическими намеками.

За что начальство так не любило майора? Если честно, основания имелись, Колпаков и сам это понимал. Нет, не за откровенные высказывания в глаза, правдорубом Колпаков не слыл. И не за дотошность, граничащую с занудством, – эти качества сыщикам никогда не мешали.

Начальство, да и сослуживцы не любили Колпакова за отстраненность, которую некоторые воспринимали как высокомерие, и совершенно напрасно, поскольку в действительности Борису Ивановичу было просто неинтересно в органах, и служба давно превратилась для него в каторгу. Но менять ее он категорически не хотел, вот и отбывал свой номер, мысленно планируя в рабочее время будущий пенсионный досуг.

Так что никакого высокомерия, обычное несоответствие призванию. Но сотрудники этого не понимали, а начальство и не стремилось понять, просто задвигало Колпакова на третьи роли и в лицо высказывало надежду, что Борис Иванович не пересидит на своем месте ни одной лишней секунды.

Такая нетерпимая обстановка могла вывести из себя любого, и майор, конечно же, злился, но виду не подавал ни при начальстве, ни при сотрудниках. Колпаков твердо решил закончить службу достойно – подать рапорт об отставке, когда придет законный срок. Ни секундой позже, как, впрочем, и надеялось чертово начальство, но и ни минутой раньше!

То есть – через неделю.

О планах Колпакова знали все, поэтому новой работой почти не нагружали, позволяя неспешно «подчистить хвосты» и сдать дела преемнику, совсем зеленому лейтенанту Игорю Зябликову – единственному, пожалуй, сотруднику, с которым у майора сложились более-менее нормальные отношения. Но все же позволить Колпакову совсем ничего не делать сволочной непосредственный начальник не мог, вот и подкинул «дембельский аккорд». Причем сделал это, гад такой, в авральном режиме ночного звонка, чтобы у майора развеялись последние сомнения в необходимости послать все к черту и уволиться.

Впрочем, гораздо больше, чем форма подачи, обидело Колпакова содержание «аккорда»: ему предстояло расследовать акт вандализма против газетного киоска, нагло совершенный в центре города буквально час назад. Заслуженному ветерану напоследок поручили заглянуть в щель между плинтусом и полом. Нагнули – ниже некуда.

Но приказ есть приказ, и давать повод для взыскания Колпаков не собирался.

Спешно собравшись, он спустился и сел в машину лейтенанта Зябликова вполне спокойным, даже расслабленным на вид. И на месте происшествия он тоже вел себя так, словно история заслуживает внимания, поскольку имеет некое второе дно, доступное только сыщикам, а никак не патрульным.

И даже во время допроса Колпаков ухитрился сохранить полнейшее хладнокровие, и это несмотря на то, что свидетель… или подозреваемый… или просто случайный прохожий, которого схватили ретивые патрульные, оказался существом склочным и склонным к скандалу.

Пифин Павел Никанорович.

Московский гость.

– Вы, конечно, понимаете, что вас накажут? – осведомился он, едва увидев Колпакова.

– За что? – удивился полицейский.

– За то, что вы меня тут держите.

Подозреваемый, свидетель или случайный прохожий был невысоким, а если называть вещи своими именами, то низеньким и совершенно лысым толстяком, любящим одеваться с крикливой яркостью. В настоящий момент он предстал перед майором в дивном бирюзовом пиджаке, алой рубашке, таких же брюках и желтых ботинках. Но главное – в украшениях. Извлеченный из сквера гражданин оказался обладателем не менее полутора десятков перстней с крупными камнями, толстой золотой цепи и серьги с крупным бриллиантом в правом ухе. Колпаков «на глазок» прикинул стоимость «цацок» и удивился отсутствию шести как минимум телохранителей с автоматами.