Марина Комарова - Мой охотник на монстров

Злата не дрогнула, не испугалась, прихватила зубами мою нижнюю губу. Потом тихо рассмеялась и выдохнула:

– Зверь.

– Зверь, – подтвердил я, касаясь губами её шеи и вдыхая лавандовый аромат.

Полупрозрачный рукав треснул под моими пальцами, Злата еле слышно охнула, игриво оттолкнула. Но я снова сгрёб её в объятия, не давая выскользнуть.

– К чёрту одежду, хочу тебя, – шепнул на ухо, чувствуя, как от желания становится сложно дышать.

Злата замерла, затаилась хищницей, словно готовая в любой момент выпрыгнуть из моих объятий. Я не собирался отпускать. Знал, что это наша игра. То, что есть у двоих и недоступно другим.

– Правда? – хрипло шепнула она, не оборачиваясь.

Мои ладони скользнули по её бёдрам, сминая и приподнимая юбку.

– Да-а-а… – выдохнул я, чуть прихватывая холку зубами и проводя языком по месту укуса.

А потом резко развернул, дёрнул мешающее платье, которое тут же упало к её ногам. Ночью Злата не приходит в одежде, с которой много возни.

Она прижалась к моим губам, оглаживая спину руками, постанывая и тяжело дыша. Я подхватил её на руки, переступил валявшееся на полу платье и, преодолев разделявшее нас расстояние, уложил на широкую постель.

Чёрные волосы рассыпались на белоснежной простыне. В глазах отразилось ночное небо, усыпанное искрами звёзд. Смуглая кожа, казалось, была вылита из небесного сияния.

«Ты любишь меня, Горан Ладич?» – читалось в её глазах.

– Люблю, – беззвучно шепнули губы.

А потом стало не до разговоров, потому что в моей постели не место им…

…В комнате повисла тишина. Её только едва нарушал Лука, который норовил поточить когти о новое кресло. Попытки прогнать кота неизменно оборачивались провалом. Но я готов был пробовать снова и снова, только бы не встречаться со взглядом Златы. Хотя буквально чувствовал, как она смотрит мне в спину. И, кажется, жалеет, что не может воткнуть в неё нож.

– Ты пообещал пойти к Дубравке? – холодно спросила Злата.

Открытым текстом – не обещал. Но дал понять, что не буду больше сопротивляться.

– Можно и так сказать.

– За расплывчатые ответы хочется отрезать язык, – невозмутимо сказала она.

Я повернулся и посмотрел на неё. Ловранская пантера. Пусть смотрит как королева на недостойного раба, но даже кожей чувствую её боль.

Стиснул зубы, чтобы ненароком не сорвалось грубое слово. Но в то же время она прекрасно знает, в каких семьях мы родились.

– Злата, ты сама знаешь.

Она медленно встала с постели, перекинула на грудь свои роскошные волосы. Посмотрела на меня, потом на Луку.

– Дай мне свою рубашку, Ладич. И джинсы. И не приходи сегодня.

Я тоже поднялся с корточек, оставив Луку без ласки. Хмуро посмотрел на Злату.

– Перестань…

Она резко выставила ладонь, давая понять, что не хочет ничего слышать. Можно было заставить слушать, но я понимал, что сейчас и сам не готов к этому разговору. Потому молча достал вещи из шкафа и отдал ей.

Злата кивнула и вышла из комнаты. А спустя некоторое время и вовсе покинула мой дом.

Лука вопросительно посмотрел на хлопнувшую дверь, потом на меня. Я молча отвернулся и глянул на блестящее серебром море.

Солнце сегодня палило нещадно.

– Кажется, мы надолго без женщины, – всё же сказал я, чувствуя, что питомец подошёл и потёрся о мои ноги. – Будем жить сами.

Время до вечера пролетело незаметно. Я и сам не заметил, как начало смеркаться. Поднял голову от работы – и на тебе. Значит, не время задерживаться – Дубравка ждёт.

Это я лишний раз понял, когда оказался возле её дома. Зелёные ставни были распахнуты настежь, а из окна высовывалась морщинистая рука с коричневой сигарой.

– Я постарела, пока ты явился, дечко, – донёсся её голос. – У тебя никакого почтения к старости, Горан. Я велю тебя высечь, вот тебе моё слово.

После этого появилась голова в цветастом платке. Тёмные глаза, озорные не по возрасту и в то же время полные мудрости, внимательно посмотрели на меня. Тяжёлые серьги в ушах блеснули в лучах закатного солнца.

– Тебе всего восемнадцать, – тепло улыбнулся я, задрав голову и засунув руки в карманы. – А сечь… Какая пошлость, это слышат все соседи.

– Соседи тоже хотят сечь, дечко, – ни капли не смутилась Дубравка. – Заходи уже, а то скоро начнётся мой сериал, а ты всё в дверях со своим извечным укором на угрюмой небритой физиономии.

Я рассмеялся, но всё же потёр колючий подбородок. Да уж, что есть, то есть. Вот же язва. И годы её не портят – скорее наоборот.