Камми Кацейка - Бесиарий

В группе – точнее, в двух, всего человек 50, но мы больше чувствовали разделение по языкам, потому что все лекции сидели вместе, а делились только на семинары, и то не всегда, – мы почему-то стали дружить внешне похожими парами и тройками. Мы с Доминикой были полтора метра ростом, с вылеченными врождёнными болезнями в анамнезе, не толстые, но и не стройные. Вероника, ещё ниже меня, но вдвое худее, дружила с такой же худой (хоть и повыше) Аллой. Дружили и изучали португальский две самые высокие девочки в группе. Везде ходили вместе две классные черноволосые девчонки со среднеазиатскими фамилиями, две типичные русоволосые беларуски абсолютно одинакового роста и два футбольных фаната из нашей французской группы.

На перемене я по какому-то поводу, не задумываясь, сказала, что нужно будет «что-то придумбомать».

– Ты тоже читала книгу про Калинку? – спросила Доминика. И мы заржали. Надо же, кто-то эту книгу ещё знает…

Она потом вспомнила, что первой фразой, которую она от меня услышала, было тоскливое: «Что, опять?!» – на известие о том, что мы будем проходить Попову-Казакову. «Vous la connaissez par coeur?» – сочувственно спросил француз. – «Pas par coeur, mais quand même», – ответила я, и Доминика поняла, что язык я знаю и со мной надо познакомиться.

Оказалось, что в разные годы в разных школах разных городов у нас вела одна и та же француженка. Страшная и умнейшая женщина ещё ниже нас ростом и вдвое шире, которая орала на учеников, рвала неряшливо исписанные тетрадки, давала сложные тексты и однажды выгнала всех нас с урока, потому что никто не откликнулся на её брошенный в пространство призыв вытереть доску. Сижу, повторяю глаголы, нервничаю, что не всё помню, и вдруг:

– Пошли вон! Все пошли вон!

Мы шатались по школе неделю, потому что нас не пускали ни наша, ни вторая учительница, классуха рекомендовала извиниться, мы извинились, но нам снова сказали идти вон. И только через несколько дней нас приняли обратно. Теперь мне интересно, что по этому поводу говорили директор и завучи, если были в курсе, и что им отвечала наша мадам. Мы с Доминикой эту учительницу обожали, потому что благодаря ей знали язык. На уровне пусть и не носителей, но разносчиков. Лучше, к сожалению, чем в универе, где остальные студенты французской группы имели о нём более или менее смутное представление и не особо старались его улучшить – ну, или просто изначально в школе язык давали плохо, а тут уже «Евроньюс», политическая лексика и особенности перевода. А как «кран» или «тапочки» – никто не знает, и этому не учат. Казалось, что коллеги теряют умение и русские слова вместе составлять, когда нужно перевести что-то. В инязе, говорят, та же проблема, и там тоже занятия, по законам дерьмократии, ведутся на уровне тормозящих. Мы чувствовали сильнейшую и обидную деградацию – Доминика тоже в школе сдала DELF и DALF.

Так мы и подружились и всегда сидели вместе на первом ряду. Не потому что такие правильные. Конечно, тебя виднее, чем если ты сидишь за колонной или на последнем ряду, но никто особо не мешает тебе писать записки или читать под партой книгу, если совсем скучно. Зато на первом ряду всё хорошо видно, ничьи головы не загораживают, отлично слышно преподавателя, соседи не создают трескотнёй посторонний шум. А ещё первый ряд всегда свободен, даже если ты пришёл последним. А в середине аудитории, в центре плотно стоящих в один большой стол парт неудобно же протискиваться! Правда, стульев может не хватить (в первое время, пока вся группа ходит на пары), и приходится кому-то сидеть на подоконнике или просить стулья в соседних кабинетах. Спасибо нашим мальчикам, которые по своей инициативе за ними ходили. Кстати, учиться в коллективе, где парней и девушек примерно поровну, было здорово, в школе у нас в лучшие времена было 6 мальчиков, а у моей одноклассницы в инязе парней было в группе двое.

Если я слепой, это не значит, что я ничего не вижу, орлы вы мои инкубаторные!

Студенческая жизнь, как и в прошлом году, была богата на приколы.

– Не пугайтесь, вы их все не найдёте, – сказал преподаватель по политическим партиям, диктуя список учебников. В прошлом году было похожее: «Я вам дам список литературы. В каждой из этих книг вы найдёте список литературы».

По французскому у нас был новый препод, клёвый, с ироничным голосом, который делает забавными его интонации, даже когда он серьёзен, и сказанные им гадости в адрес студентов или кого-то ещё. Например, на Юлию Тимошенко он ругнулся: «Эта смерть с косой». Об афганцах, по поводу каких-то новостей из Евроньюс, сказал, что «они, может, люди неплохие, но НИЧЕГО не знают». Об изобретении американцами СПИДа, чтобы негры вымерли, – «так Африка хорошая, а негры мешают». О французских HLM – «там живут французы с беларусскими деньгами». О вяло идущих на референдум литовцах: «Суббота ж была, все поехали картошку садить. Им есть надо, а не про Европу думать».