Дмитрий Аникин - Новая жизнь

платил его долги – как в прорву деньги

кидал; носил продукты – он почти

не ел. Я выполнял постылый долг,

мне каждый раз был как серпом по яйцам

идти к нему.

Так нынешний Сальери

прислуживает Моцарту по мере

возможности – и травит только тем,

что в магазинах продают со скидкой.

Так прожили мы, лучшие губя

дни, двадцать лет в отсутствие тебя.

Но вот все изменилось…

26

Он рассказал, как повстречались вы,

он рассказал несчастный инцидент,

печальный случай: пробежь пешехода

по серому ледку проезжей части,

нелепый взлет обеих ног, паденье

едва ль не роковое. – Паша, ты?

Да сколько лет прошло! Ты как, живой,

здоровый? Потряси-ка головой.

27

Вожу я плохо, муж купил машину,

и я учусь – нет, не по пешеходам

упавшим ездить. Ты один такой

попавшийся мне на капот, добыча

всегдашняя моя. Я довезу

тебя до места. Говори куда.

– «Здесь поворота нет». – А, ерунда.

И по газам, вперед, не сомневаясь,

почти летя, дороги не касаясь.

28

А ты ж ему поверила… Один

живет, мол, одинешенек, никто

не ходит, не поможет… – Да была

какая-то жена, с ней был недолгий

богатый обиход. Лихих доходов

остатки есть, вот и распродаю,

пока есть покупатели на них,

закупленных для счастливых двоих.

Друзья отстали там, в счастливом прошлом. –

И дальше так же… Речи в тоне пошлом.

29

И как ты не почувствовала рядом

меня, мое дыхание, призор

всегдашний, неприязненный, пристрастный?

Выпытывал я каждую подробность.

«Неужто не спросила обо мне?»

– Ни разу. – «Если спросит, отвечай:

мол, счастлив и здоров – не надо лишних

подробностей». – Она, боюсь, не спросит,

не до того нам. – «Что ж, я рад за вас,

будь осторожней все же: ты не молод;

я понимаю, накопился голод…»

30

Нет, встреча не случайна ваша, точно

ты рассчитала: снег, наезд, путь ночью

в постель. Да, я не верю ни в какой

порыв. Пусть страх торопит вожделенья,

но ведь не так же. Ведь такая грязь,

и не метафизического свойства,

а тутошняя, склизкая, годами

не мытая. И ты решилась так

вот запросто. Ну ладно б один раз,

но снова, снова – не боясь зараз.

31

Встречались вы. Ты получила доступ

в его квартиру, осмотрелась там,

прикинула, когда соседей нет

и шума не услышат, – так ведь, да?

Любились вы недели три, а после

исчезла ты – он близок был к тому

действительно, чтоб сделать самому.

32

Он, может, так и сделал. – «Нет». – Откуда

ты можешь знать? – «Я знаю». – Что ты знаешь?

– «Есть факты, есть следы. Когда бы я,

рискуя между прочим, не успел

прикрыть их пиджаком, с собой забрать,

ты бы сейчас имела бледный вид

в казенном кабинете». – Все ты врешь.

– «Тебе, убийце, правда – острый нож».

33

Пойми, тебя желая и любя,

дыша одной тобою, все же… все же…

он тяготился новым обиходом –

делами плоти.

Так любой из нас

враг сам себе, желает всяких лишних

опасных чувств, невиданных прикрас,

острейших наслаждений.

Но долго продолжаться так не может,

и неестественность проходит – все

вернется на круги. Благословенны

нам смысл жить возвратившие измены,

благословенна жгущая мозг боль,

табак благословен и алкоголь.

34

Ах, как бы не сорваться – каждый час,

миг с этой мыслью! Ты ушла, и стало

все проще, все логичнее: он сразу

безумно, безобразно закутил,

но все это привычно для него

и, знаешь, не опасно. Ну не ты –

другая кто нашлась бы, был бы повод,

чтоб ощущать себя и жить х..во.

35

Он начал выкарабкиваться. Бог

заметно охранял его, из всяких

вытаскивал проблем. Другой бы кто

так издевался над своим здоровьем –

давно бы помер, а он отоспится –

и нов и бодр за дело – успевать

между двумя загулами писать.

36

За день до смерти мы встречались с ним.

Он чуть болел, рука еще дрожала

над строчкою, но худшие прошли,

тоскливейшие дни. Он не любил

рассказывать о них или не помнил.

Вот бы о чем писать ему, когда

хотел бы настоящей, скудной правды;

какие-то приоткрывались бездны,

но для него, страдальца, бесполезно.

37

Мы пили чай на кухне и курили,

он снова говорил о вашей встрече,

мы тихо, мило проболтали вечер.

38

Нет, он не собирался умирать:

он занял денег у меня, они