Алексей Пейдус - Гераклейские сказки. Часть 2

– Я его сегодня с утра у Мыса видела, он там лестницу ремонтировал…

– И-и-и-ра-а-а! – женский голос, донесшийся из-за забора, был нетерпелив.

Девушка кинула еще один задорный взгляд на Константина и скрылась за свежеокрашенной калиткой. Тот с улыбкой посмотрел вслед молоденькой дачнице: «Эх, кабы не служба!..»

К Мысу он вышел не сразу.

Поплутав по неровным грунтовым дорожкам, змеящимся вдоль покосившихся сетчатых и дощатых загородок «совкового» дизайна, фантастическим образом перемежающихся с великолепными кирпичными и бутовыми трехметровыми заборами, украшенными бронзовыми орлами и мраморными сфинксами над коваными воротами, наткнувшись несколько раз на пресекающие проезд к морю закрытые шлагбаумы, Константин, наконец, оказался на высоком берегу.

Натоптанная тропинка, вырвавшаяся на волю из дачной теснины, круто свернула к обрыву и вдруг плавно перетекла на очень симпатичную террасу. Терраса – с эффектными арками, изящными балясинами и милыми скамеечками – была выстроена с претензией на античную эстетику и, между прочим, вовсе не смотрелась аляповатой и неуместной на фоне яркой зелени и лазурного моря.

С террасы открывался великолепный вид на переливающееся в полуденных солнечных лучах чудесное ослепительно-синее пространство, на котором, то тут, то там, точно живые, вспыхивали белые искорки барашков.

Константин подошел к ослепительно-белой балюстраде (было видно, что за террасой прилежно ухаживали) и на некоторое время застыл, завороженный чудесным видом.

Солнце и мягкий, хоть и весьма напористый летний ветерок приятно ласкали кожу. Насыщенный солью и теплой влагой воздух легко и свободно проникал в легкие.

Справа от Константина начиналась каменная лестница. Она тремя крутыми пролетами уходила вниз и затем ныряла в густые зеленые заросли. Ниже виднелась бетонная дорожка и темные сегменты металлических сходней к каменистому пляжу, который обрамлял небольшую серпообразную бухточку.

А в полусотне метров от террасы, над пляжем и белой полосой радостного летнего прибоя, возвышался далеко вдающийся в море темный мыс, напоминающий огромное доисторическое животное, склонившее голову к воде. В крайней четверти мыса природой был живописно прорезан сквозной грот. Просвет грота чудесно и таинственно подсвечивался отраженными от водной поверхности солнечными бликами.

– Очень красиво, правда? – раздался сзади чуть хрипловатый, негромкий мужской голос.

Константин обернулся. Перед ним стоял среднего роста мужичок в ярко-оранжевом комбинезоне, какие выдают палубным матросам на контейнеровозах, работающих в южных широтах.

Мужичок, сощурив серые, колючие глаза, смотрел на Константина доброжелательно, но очень внимательно и, как подумалось Константину, изучающе.

–Да… Исключительно красиво!… – Константин мгновенно одел «искреннее» лицо и белозубо заулыбался.

Рабочих «лиц» у Константина было несколько, все проверенные и безотказно работающие в соответствующих ситуациях.

Сидя в московском кабинете, чаще всего приходилось одевать «ежовое» лицо. В столице, как известно, слезам не верящей, пронизывающий, ледяной взгляд, вкупе с металлическими нотками в голосе или крепко, до желваков сжатыми скулами, не одного подследственного доводил до холодного пота и дрожи в коленях, сопровождавшихся безусловным чистосердечным признанием. В провинции он, чаще всего, пользовался «внучочкиным» лицом, если приходилось общаться со стариками, или «столичным», когда нужно было быстро и жестко поставить на место местечковых воротил.

«Искреннее» лицо помогало в тех случаях, когда нужно было войти в доверие к незнакомому человеку, или выдержать паузу, чтобы правильно оценить обстановку.

Впрочем, Константин в данном случае лицедействовал скорее по привычке. «Дело» было исключительно формальным, и закрыть его, как перед этим были закрыты за пять дней сотни других пустяковых дел, столичный инспектор мог дистанционно, не выезжая из города. Но уж очень здорово пригревало в эти ясные дни солнышко, а голубое пятно морского простора за окном предоставленного Константину большого кабинета манило обещаниями чего-то приятного, милого и удивительного. А еще ему надоело смущенно пожимать плечами, когда каждый второй сотрудник из местных удивленно восклицал: «Как?!! Вы так и не побывали на нашем Фиоленте???»

…Одним из последних дел, которое «столичному ревизору» (как с вполне оправданным сарказмом называл себя Константин) предстояло закрыть, было дело о неопознанном трупе женщины, который прошлой весной был обнаружен в одном из садовых кооперативов как раз на этом самом Фиоленте. Оно бы, это дело, и не всплыло вовсе в необъятном бумажном море других дел и делишек, скопившихся за три месяца неразберихи, последовавшей за общественными и политическими пертурбациями переходного периода Крымской Весны. Но была в деле одна деталь: «подросток женского пола, находившаяся при трупе, имеющая выраженные признаки ЗПР…», которая «…так и не поддалась на уговоры дознавателя проследовать в интернат для дальнейшего нахождения там до выяснения всех обстоятельств». Из-за этой вот детали дело легло на стол Константину: зная, что детская тема объявлена одним из краеугольных камней социальной политики сменившейся власти, местные начальники «из бывших» не рискнули сами списывать этот эпизод в утиль.