Мира Виссон - Скрытни

Он пока ещё и сам не знал, что теперь делать. Просто откуда-то вспомнилось, что был план, вернутся на одну остановку назад, выйти из метро. И что-то ещё надо было сделать…

На автомате Феликс перешёл на другую сторону платформы, вошёл в вагон. Всё время пока он ехал остановку назад, он старался успокоится, даже почти перестал плакать, лишь изредка всхлипывая и прерывисто переводя дыхание.

Выйдя из метро, он понял, что не знает, что делать дальше. Плана дальше у него не было, верней он его не помнил. Он растерянно оглядывался по сторонам, когда заметил мерседес с включёнными фарами. Он подошёл к нему, почему-то он знал, что надо подойти. «Царапина на боку, ух ты! Какая огромная!» – подумал мальчик. Обошёл машину. Водительская дверь не заперта и даже не закрыта до конца. Влез и устроился поудобнее на сидении. Автоматически потянулся рукой и понял, что не достаёт. Поднял голову и сообразил, что вести машину-то он не сможет. Он не видел дороги. Можно, конечно, сидение и поднять, и подвинуть. Вот только он отчётливо понимал, что если он даже проделает все эти манипуляции, то он всё равно не сможет вести машину. Либо он не будет видеть дорогу, зато будет доставать до педалей. Либо он хорошо будет видеть дорогу, только вот вряд ли в этом случае достанет до педалей. Ничего не оставалось как вытащить ключи, вылезти из машины и … Надо включить сигнализацию, ведь магическую защиту он поставить не сможет.

Мальчик поплёлся пешком к театру. Идти пешком от метро было минут десять – пятнадцать, это если взрослый и быстрым шагом. Колдуном он бы и за минуту преодолел это расстоянии, достаточно было представить крыльцо театра, которое он уже сегодня видел. А вот если ты вдруг стал ребёнком, на котором штаны, которые стали велики на пару размеров, и штанины раза в полтора, а то и два длиннее. Сколько мог, мальчик закатал штаны, но всё равно они остались длинными. Он шёл, стараясь на наступить на штанины, чтобы не упасть, и придерживая их то с одной, то, с другой стороны, а то и подтягивая обеими руками. Наверно через полчаса Феликс доплёлся до театра. В сквере перед главным входом в парк, где раньше стоял мерседес, теперь ходил Кощей, три шага в одну сторону, разворачивался, пару шагов в другую, снова разворачивался. Опять несколько шагов, разворот, снова несколько шагов. Неподалёку была скамейка, мог бы и посидеть, но видимо сидеть спокойно он сейчас не мог.

Феликс шёл прямо к Кощею. Было видно, что тот заметил ребёнка и был удивлён, что тот не пытается обойти его, а идёт прямо на него. Потом обратил внимание на странную одежду, сначала решил, что просто одежда на вырост, однако внезапно понял, что уже видел эту одежду. Феликс подходил всё ближе и думал: «Не заплачу, не буду плакать. Я сдержусь. Я же мужчина. Был. Взрослым мужчиной». Хотел сам себя успокоить, а вышло напротив. Стоило вспомнить, что он был взрослым мужчиной, колдуном, а стал ребёнком, как волна обиды и жалости к себе снова затопила его, он не сдержался и заплакал. Да не просто так, а прямо в голос, как плачут маленькие дети. В этот момент он уже дошёл до Кощея, поэтому обхватил его двумя руками и уткнулся ему в живот. Тот понимал, что что-то не то, но ещё не понял, что именно. Хотел было возмутиться и отодвинуться от ребёнка и вдруг его как молнией ударило. Это не мальчик. То есть это, конечно, мальчик, но не совсем. Это так сказать, его мальчик, это его Феликс, который каким-то непостижимым образом стал ребёнком. Тот же в свою очередь так самозабвенно рыдал, что было ясно, в ближайшем будущем о том, что произошло, Кощей не узнает. Стоять вот так, с уткнувшимся в живот ему маленьким мальчиком, Кощею было более чем неудобно и вообще как-то нелепо. Первый раз в жизни он видел ребёнка, который не просто плакал, а плакал, уткнувшись в него. Похоже Кощею следовало проявить сочувствие к этому плачущему мальчику. От одной этой мысли ему становилось дико, было впечатление, что он попал в сказку наоборот, где не боятся Кощея, а ждут от него утешения. Это было неправильно и нелепо. Это было в конце концов просто не справедливо по отношению к страшному колдуну.

Наконец плач мальчика начал стихать. Он давно уже держал Кощея только одной рукой, вторую пришлось убрать, чтобы подхватить штаны. Кощей аккуратно высвободился и более внимательно посмотрел на мальчика. Куртка велика, штаны несмотря на то, что подвёрнуты, всё равно длинные, да и велики, ботинки. «Бог ты мой, как он в них шёл-то?» – подумал Кощей. Лёгкий, почти незаметный жест рукой, щелчок пальцами и одежда стала впору. Произошедшие изменения отвлекли мальчика от слёз. Он смог двумя руками вытереть оставшиеся слёзы и поднял глаза на Кощея. Лицо снова исказила гримаса собирающегося заплакать ребёнка.