Мира Виссон - Скрытни

Почему он был так уверен, что у него на этот раз всё получится? Да потому что запах страха от машины был намного сильнее того, что он уловил у окна, там был слабенький, почти растворившийся. Здесь же был сильный. То есть машину она только что бросила. Феликс поспешил в метро, наводя морок, на что тратил довольно много сил, так людей вокруг было не мало. Ничего, разберётся с мерзавкой и попросит Кощея подпитать его энергией. Сейчас же главное поймать девицу.

Феликс увидел её. Ну что ж, это уже совсем не проблема. Быстро перемещаться здесь не составит труда. Поэтому, входя в вагон, вслед за Алисой, Феликс уже торжествовал, предвкушая, как он сейчас отведёт глаза, всем в вагоне, а сам займётся этой. Он чуть замешкался, чтобы навести морок и двинулся за Алисой. На лице невольно расползлась злорадная улыбка. Вот сейчас всё будет наконец кончено. А потом он выйдет на следующей остановке, вернётся назад, заберёт мерседес и поедет за Кощеем.

Алиса стояла в торце вагона. Там было почти пусто. Тех же немногочисленных пассажиров, кто оказался рядом, Феликс принудил убраться подальше, вызвав заклинанием в них жуткий дискомфорт и желание бежать как можно дальше. Теперь девушка стояла одна. Стройная, пожалуй, даже худенькая, среднего роста. Если бы не обстоятельства, то колдун возможно даже нашёл её красавицей: темноволосая, темнобровая, с яркими глазами цвета горького шоколада, в которых сейчас плескался страх. «Румянец на щеках естественный, или это от страха, и губы яркие, как будто накрашены алой помадой, или это она искусала их», – мимолётом подумал Феликс, приближаясь к Алисе. Он протянул руку к ней, готовясь сотворить заклинание, а параллельно уже строил планы дальнейший действий. Когда произошло нечто, совершенно непредсказуемое, неожидаемое, непостижимое.

Едва он коснулся руки девушки, как план дальнейших действий тут же испарился. Более того, он забыл, что должен был читать заклинание. Он вообще обо всё забыл. Всего на несколько секунд. Но вдруг стало как-то пусто и чисто. А потом внезапно нахлынули детские воспоминания, те самые наиболее важные, и другие, которые приходили реже. Высокая трава над лицом, склоняющаяся к нему, и голубое небо в вышине, бревно в избе и жучок, ползущий по нему, запах хлеба из печи, солнечный луч, сквозь окно избы, и голос мамы, она зовёт его. Феликсу безумно захотелось увидеть маму, он дёрнулся, чтобы повернуть голову, и очнулся. Он стоит в вагоне метро, напротив него девушка. Это Алиса, это не мама. Мама только успела сказать: «Сынок…», дальше она должна была назвать его имя. Она всегда так звала его: «Сынок, …» а дальше было его имя, только он не помнил его. Но это было не Феликс. Точно не Феликс. Феликсом его называл только Кощей. При воспоминании о Кощее почему-то побежали мурашки по спине, рукам, ногам.

И вдруг Феликс осознал, что ещё мгновение назад он был взрослый мужчина, помощник того самого Кощея, опять мурашки побежали, и должен был стереть память это девушке Алисе. А сейчас…

Феликс смотрел на свои руки. Верней, чтобы их увидеть, пришлось засучить рукава куртки, которая ему была ой как велика. И на Алису он смотрел снизу вверх. А ведь ещё минуту назад он был высоким мужчиной, выше неё. Он опустил глаза и увидел тело ребёнка. Он же был колдуном, почти всемогущим, надо было только научится поддерживать своим жизненные силы и молодость и мог бы сравниться с Кощеем.

Феликс снова посмотрел на свою руку: «Ну да, молодость теперь поддерживать похоже долго не придётся. Сначала не помешает снова вырасти», – это было последнее взрослое язвительное замечание прежде, чем он полностью осознал, что перестал быть взрослым. Он попытался применить лёгкое заклятие, ну хотя бы одежду сделать по размеру. Щёлкнул пальцами. С них сорвались слабые голубые искорки, как издёвка, а одежда осталось прежней. Похоже колдуном он именно что был, ещё минуту назад, а теперь…

– Ты что со мной сделала, – сказал Феликс и, услышав собственный тоненький ребячий голосок не выдержал и заплакал, это произошло само собой, без особой его на то воли.

– Я был сильный волшебник, маг, а ты что натворила! – канючил он, всхлипывая и вытирая слезы. Вытирать приходилось по очереди, то одной рукой, то другой, так как приходилось ещё поддерживать штаны, чтобы они не свалились. Хоть он и был невозможно худым, став ребёнком он стал ещё тоньше.

– Да кто ты вообще такая, это ж кто ж такие вещи-то умеет делать? – то ли возмущаясь, то ли удивляясь причитал плачущий мальчик, направляясь к двери вагона.