Софья Крымская - Город мертвых талантов

– Харитоныч. – объявил он и протянул Саше здоровенную ручищу.

– Очень приятно. А я – Евгеньевна. – хихикнула Саша.

– Красиво! – оценил Харитоныч. – Ладно, Евгеньевна, пошел я к штурвалу. Отваливать пора.

Он зашел в домик. Через минуту внутри что-то запыхтело, засвистело, пироскаф дрогнул и отчалил от пристани. Забурлила вода, закачались берега, лес поплыл назад. Пироскаф двинулся вверх по реке.

– Тебя звать-то как, Евгеньевна? – Харитоныч возник в окошке прямо у Саши за спиной, как Петрушка в уличном балаганчике.

– Александра. – вздрогнув, ответила Саша.

– А я – Ксенофонт.

– Как, как? – чуть не рассмеялась она и поспешно добавила: – Красивое имя. Странное немножко.

– Странное? – удивился Ксенофонт. – Ты странных имен не слыхала! Ничего, в Самородье и не такие услышишь.

– А какие?

– Всякие. Обычные тоже встречаются. Но необычных больше. Традиция потому что. Куда едешь-то знаешь?

– А… что именно я должна знать? – осторожно спросила Саша.

– Ну ты, мать, даешь! Как тебя вообще сюда занесло?

Пока Саша искала подходящий ответ, разговорчивый паромщик сам пришел ей на помощь.

– Место здесь особенное. Если человек не хочет, чтоб его нашли – это сюда. Это к нам.

У Саши екнуло сердце.

– Колдуны сюда сбегались. Со всего света. – продолжал Ксенофонт, понизив голос. – И все со своими именами. Так и повелось.

– А как они узнавали, куда бежать?

– Кто как. Кому птичка чирикнет, кому рыбка шепнет. Были счастливчики – добирались. А здесь хороших людей принимали, не гнали.

– Всех или только колдунов?

– Кто теперь разберет. Народ-то жгли почем зря. – Ты про Агафью слыхала?

Саша созналась, что не слыхала.

– Ну что ж ты, мать? Главного не знаешь. – пожурил Ксенофонт. – Ладно, время есть, расскажу. А то будешь там ушами хлопать.

Саша никак не могла взять в толк, зачем ей знать историю какого-то странного городка. Чем это поможет в ее поисках? С другой стороны, если мама спряталась в Самородье, то наверняка не случайно выбрала именно его.

– Дело это давнишнее. – неторопливо начал Ксенофонт, – Лет пятьсот, как стоит Самородье. Так Бруныч говорит, по крайней мере. Библиотекарь здешний. Не всякому удавалось сюда добраться. Но кто добирался – тот жил спокойно. Здесь уж он под защитой был. Если сам не начинал безобразничать…

– Это как?

– Пакостить. Скотину портить, бородавки вешать. Таких на болота выгоняли, к Черной горе. И говорят, – понизил голос Ксенофонт, – что на болотах еще одно селение появилось. Из тех пакостников. Правда это или нет – неизвестно, По болотам бродить нет охотников. Место гнилое, гиблое. Одно слово – поганая яма. Слушай дальше.

Явились раз в Самородье путники – старик и девочка маленькая. Старика звали Ефимом Безобразовым, а девочку – Агафьей. Ефим ее внучкой называл. Но не внучка она ему была. Горели они в одном срубе. Колдунов тогда в срубах сжигали.

– И девочка? – ахнула Саша.

– Девочка мать искала. Не нашла. А Ефима спасла. Огонь заговорила. Ефим чудом жив остался, обгорел весь, щеку спалил, шрам остался страшный. А девочка ему и рассказала про Самородье. Мол, мать ей перед смертью велела найти это место и там скрыться. Вот и пришли они сюда. А когда подросла чуток Агафья, то приключилась в Самородье история.

Был один гнилой человек. И то ли напакостил кому, то ли с кем повздорил – прогнали его на болота. А он прямиком в Москву. И давай рассказывать – мол, живут в лесу язычники поганые, добрых людей с толку сбивают. А верховодит всем девчонка-подлеток, чары творит, гадюка. Доложили царю. Ну, царь солдат отправил, приказ им дал – деревню спалить, а Агафью в Москву пригнать пред его царевы очи. Пришли солдаты, приказ объявили и давай Самородье дровами обкладывать. А жители ребятишек в лес погнали, спасти чтоб. И Агафью с ними. А она как в лес вошла, так и пропала, никто не понял куда. Обложили солдаты деревню дровами и говорят – ну, язычники, пошли с нами, падите царю в ноги, молите, чтоб простил вам поганые дела, не то сгорите все к лешему. А Агафью, ведьменыша вашего, сюда подайте. Царь велит ее к нему доставить. Народ говорит – не пойдем, палите! Хрен вам, а не Агафья.

И тут чудо случилось. С самого неба спустился конь белый, крылатый, прямо перед солдатами. Глядь – а на нем Агафья сидит. Рубаха по ветру развевается, волосы рыжие столбом стоят. Уметайтесь, говорит, подобру-поздорову.

Струхнули солдаты, а виду не подают, смеются. А она рукой взмахнула, и столб пламенный поднялся из земли, огонь побежал, кольцом солдат окружил, не до смеху им стало. Повалились наземь. Не губи, говорят, нас, дева. Мы люди подневольные. Приказ у нас – к царю тебя привесть. А она им – царский приказ мне не указ. Царь ваш матушку мою в срубе сжег. И я б его, нелюдя, спалила, да матушка перед смертью слово с меня взяла – живое не губить, дар мой не поганить. И вас потому не трону. Отправляйтесь обратно в Москву, да скажите, нет здесь никакой деревни. И все, что видели – забудьте. А ослушаетесь – прилечу, всю Москву спалю вместе с вами и царем вашим. С тем и побрели домой солдаты, и сделали, как было велено.