Сергей Тихорадов - Призрак Ленни

Остальные полицейские члены нашей утренней тусовки оторвались от своих страшных дел, и обернулись на наш диалог. Эти двое были куда более обычными полицейскими, чем мой красавец. Им бы я точно не позавидовал. Вон по тому пожилому пенсия плачет. Он, когда с коленей приподнимался, рожу скорчил, как мистер Артрит из рекламы. Такой не то, что злоумышленника не догонит, такой себя потеряет в городском парке. К нему остальных приставили, чтобы не падал. А тот, что с ним рядом, вообще Винни-Пух. Ниже меня, зато круглей. Он на колени присесть возле трупа вообще не может – покатится, разметая улики. А тут через сто метров дорога под горку, и до самого пруда с лебедями.

Еще в картине мира присутствовали медики, числом три, включая водителя. Водитель традиционно стоял у машины, курил. Если бы я писал картину «Равнодушие», попросил бы его позировать. Но он бы не согласился, потому что нет у меня таких денег, чтобы заплатить за столь яркую фактуру. Ни у кого в нашем городе таких денег нет, потому и ошивается дядька в «скорой». Посоветовать ему, что ли, в столицу сбежать? Там продюсеров больше.

Оставшиеся два медика копошились, как червячки, возле пострадавшей. Что-то у нее было с шеей, или с головой. Поскольку я медик в еще меньшей степени, чем полицейский, то вообще не понимал, что они делают. Известно же, что вы не видите того, чего не знаете. Так древние индейцы не увидели кораблей Колумба, и прощелкали свою территорию в результате. Сидят сейчас в резервациях, бедолаги.

Красавец подошел ко мне, протянул руку. Больше всего он, все-таки, напоминал белокурую бестию, настоящего арийца из кино про войну, и это меня огорчило. Наверное, мое огорчение как-то отобразилось на физиономии.

– Ну-ну, все в порядке, – снова ариец меня не понял, и слава Богу опять, – Хотя, какое-там в порядке… Вот, женщину оглушили, мерзавцы. Шла себе, шла…

Да вы, батенька, лирик. Небось, барышень пачками охмуряете. Интересно, что такие цитируют, перед тем, как предложить прокатиться? Уж точно не «Майн кампф».

– Оглушили? – переспросил я, потому что странная надежда во мне пискнула.

– Толкнули, – поправился полицейский, – Но она жива, не волнуйтесь, просто плохо ей. Наверное, вам неохота смотреть…

Это прозвучало, как «жаль, что вы не любите этот сорт пива так же сильно, как мы его любим».

– Могу посмотреть, если надо, – смалодушничал я, потому что не могу не уступить власти.

Наяву я ей уступаю, а потом мысленно на нее гажу, таким же образом стараясь поступать вслух в компании подобных мне граждан. Короче говоря, я типичный русский интеллигент.

– Вот и прекрасно, – как он это сказал, ему просто жить стало легче, я сразу почувствовал, – Вот, посмотрите, прошу вас. Вдруг опознаете, мало ли что.

Не уверен, что по их протоколу все происходило правильно. И будь я преступник, не стал бы я так быстро спешить на место преступления, разве что ключи от дома позабыв рядом с трупом. Но выбирать было не из чего, я же мужик. Мы, мужики, сначала лишаем себя выбора, а потом мужественно боремся с неприятностями.

Приблизившись, я изобразил готовность обыскать лежавшую, если надо, в карманах пошарить, чулки проверить – мало ли что. Но этого не понадобилось. Красавчик пригласил меня обойти тело, на которое я, на самом деле, еще не смотрел толком. Он провел рукой в воздухе, изображая траекторию, по которой мне следовало идти вокруг тела – я и пошел. Эта огненная линия в воздухе приковала меня к себе, как паровоз к рельсам, я на сантиметр не отклонился. Обошел, глянул на поводыря – я остановлюсь? Тот показал – да, вы на месте. Открывайте глаза.

Мои были открыты, но я их поднял от асфальта, и глянул на лежавшую в коечке даму.

Это была не бомжиха. Это была Багира, моя подружка. На самом деле она была даже не Багира, она была Рита Петрова. Петрова… проще некуда. Разве что будь она Иванова. Но самое прикольное, что Багиру я немножко любил, и это было ее классное отличие от Ленни.

– Ой, – сказал я, – Ритка, ты?

Очень плохо стало внутри, очень. Но хорошо, что в такие минуты не думаешь, что сказать, как выразить чувства. Я просто прыгнул внутрь ее тела, ощутил боль в голове, пару ссадин на ножках, полный неуют в животе. Еще заметил, что коечка неудобная, узкая и холодная. Возле ушка липко и жарко, громко тикает пульс: бам, бам. И то слышно, то не слышно. Когда не слышно, тогда страшно, и хочется повернуть голову так, чтобы вновь стало слышно. Черная прядь волос неуютно прилипла к тикающему уху, кончики щекочут мочку. А потом начинает вдруг жечь, и это совсем непривычное ощущение, потому что не бывает в жизни ситуаций, когда жжет в ухе: на ухо не выльешь горячий чай, ухом не приложишься к сковородке, пепел сигареты не стряхнут тебе в ухо. Значит, ухо горит внутри, там грозная магма пытается извергнуть себя в мир. Что с тобой, Багира?