Ким Шмонов - Только правда, только хардкор. Том 1.

Где-то, каждый двадцатый или тридцатый спросит какую-нибудь глупость, скажет, что это интересно, и спросит телефон. Спросит, для того, чтобы никогда по нему не позвонить.

И вот, когда уже становится тошно притворяться восторженным, когда уже начинаешь огрызаться, и самому уже хочется послать всех и вся подальше, и Славу в первую очередь, и когда хочется разбить вдребезги все, до чего можешь дотянуться… И вот тогда, на другом конце провода, простой деловитый голос произносит волшебную фразу:

– Фекальные, говорите? Это которые для говна что ли? А как же… Нужны такие.

Ну, конечно, фекальные насосы – это как раз то, что вам надо. И тогда вновь появляется смысл жизни, начинаешь назначать какие-то встречи или созваниваться с Серегой – еще одним нашим сотрудником, которого на месте почти никогда нет, потому что из командировок он практически не вылазит. А потом все это заканчивается, и вся эта тягомотина начинается снова.

К обеду я, как обычно, полностью вымотался. Если относится к своей работе хоть сколько-нибудь серьезно, это неизбежно. Но обеденный перерыв – дело святое, и, конечно же. каждый в это время имеет право на отдых.

Настя принялась за комбинированные действия, включающие в себя маникюр, макияж и разговор по телефону. Как она это может?! Меня от одного вида телефонной трубки мутит.

Слава, как всегда, релаксирует в кресле. А я разворачиваю свое кресло к стене и откидываюсь на спину. Не хочу никого больше видеть. Никого и ничего. Особенно Славу, с его лицом удивленного муравьеда.

Приятная волна расслабления охватила меня с ног до головы. Только бы не захрапеть. Хотя, если честно, то уже все равно. Потом я встану, спущусь на первый этаж, поем чего-нибудь, выпью еще кофе, потреплюсь с кем-нибудь на крыльце. Но это будет позже. А сейчас меня уже одолевал сон.

Мне приснилось море. Будто я, как давным-давно, в детстве, лежу в полосе прибоя и ласковые теплые волны болтают меня туда-сюда, подхватывая меня и переворачивая с боку на бок. А потом я встал и куда-то бежал, радуясь, как ребенок. Я бежал, и забирался все выше и выше. Море оказалось уже далеко внизу, под обрывом, а справа выросли скалы. А я все бегу и бегу по тропинке, и тропинка становится все уже и уже.

Впереди, прямо на тропинке я увидел сидевшего человека перед собой человека. Он свесил ноги с обрыва и смотрел вниз. Длинные русые волосы и борода его развевались по ветру, Он все сидел, завернувшись в какой-то балахон, а я все шел и шел вперед, и тропинка становилась все уже и уже. Я никак не мог остановится и понимал, что столкновение неизбежно.

Я подошел уже совсем близко. Сквозь гул ветра я уже начал различать отдельные слова.

– Да минет нас чаша сия… – послышалось мне.

Вдруг человек встал и пошел мне навстречу. В мгновения ока он оказался вплотную ко мне, и я увидел прямо перед собой полубезумные яростные глаза, крючковатый нос и рот, застывший в кривой ухмылке.

– Чудо… – сказал он – Весь этот лютый пиздец… Его остановит только чудо.

И он столкнул меня с обрыва.

Я вздрогнул, едва не перевернув кресло, и проснулся. Настя все еще продолжала разговаривать по телефону, Слава зычно храпел. Мой телефон надрывался.

Я, едва соображая, развернул кресло и впопыхах схватил трубку:

– А… а… алло!

– Михаил Александрович? – спросили на другом конце провода.

– Майк Александрович – поправил я.

– Майк Александрович – неохотно повторил голос – Это вас из шестого управления беспокоят. Подойдите, к нам пожалуйста. Следствие по делу об исчезновении вашего отца закрыто за недостаточностью улик. Мы готовы вернуть вам все его вещи, а также снять с вас все ограничения.

Этот день начинался довольно буднично. Завтрак, тридцать минут в пробках, и вот я в лаборатории.

Я захожу в коробку из стекла и бетона с вывеской «D.D.Specials», прохожу через большой вестибюль. Охранник листает Detroit Free Press. Приблизившись к турникету, я небрежно провожу пропуском, загорается зеленая стрелка, и я иду дальше. В это время охранник небрежно окидывает меня взглядом из-за газеты, и не найдя ничего экстраординарного, он снова углубился в чтение газеты. Через две секунды он встрепенулся, сложил газету и резко положил ее на стойку у турникета, припечатав ладонью. Затем подошел к окну, сложив руки за спиной, и глядя вдаль, стал покачиваться вперед-назад, перекатываясь с носка на пятку. Мельком глянув на газету, я прочитал большой заголовок «Why Ebola?».