Айгуль Грау - Небо цвета лазурита

– Как же вы, женщины, умеете больно бить. Такие слабые, но слова ваши подобны кинжалам. – Воспользовавшись моментом нагини выскользнула из комнаты.

***

В этом сне он опять бежал вслед за ней. Мариэ изредка поворачивалась, смеялась и манила рукой. Ее белое как снег платье развевалось на ветру. Она звала его куда-то, и он спешил, бежал за нею, но никак не мог догнать. Они были в безводной горной местности, где не росло ни травинки. Красные как глина утесы окружали их со всех сторон, и тишина поглощала все звуки. Как будто это была просто картинка, не живое место, то, чего никогда не было и быть не могло. Вдалеке показалась хижина. Ветхий домишко с прогнившей крышей и пустым окном. Шторки, продуваемые ветром изнутри, то и дело вылетали наружу. Марианна добежала до дома, остановилась и вновь помахала рукой, позвав его по имени, но имя у него было совсем другое. Он бежал со всех ног, но никак не мог приблизится. Дорога как заколдованная, никогда не заканчивалась, а ноги плохо слушались. Как будто бежишь в густом киселе. Сердце тревожно билось из последних сил. Марианна постучала в дверь, а потом повернулась и помахала рукой. Он различал ее белозубую улыбку даже издалека. Но вот ей наконец открыли, она поклонилась кому-то, но он не видел никого за открытой дверью. Лишь ветер поднимался все сильнее и сильнее. Ветер мешал бежать и Селдриона охватывал панический ужас, когда он глядел в эту пустую черноту комнаты, с которой беседовала Мариэ. Вдруг горы потряс оглушительный звук рога. Первые камни посыпались с гор, он понял, что будет обвал, хотел предупредить, спасти, но тут заметил Харшу, стоящую в дверях внутри дома. Камни цепляли за собой валуны, глыбы гор и падали, разбивая землю. В этих ямах зияла тьма, и весь мир начал проваливаться под землю. Он остановился на жалком кусочке земли, пока все вокруг погружалось в бездну. Но тут и под ним земля начала рушиться, уходя из-под ног. Все проваливалось глубже и глубже, и казалось, что никакая сила его уже не спасет. Он уже не видел хижины и гор, падал в темноту. Тут сверху полетела веревка, схватился за нее. Кто-то тянул наверх. В конце концов, уже почти подобравшись к краю обрыва он увидел своего спасителя. Прекрасная женщина с белоснежной кожей и черными волосами, одетая в темно-зеленое невесомое платье. Она улыбалась и протягивала руку. В тот момент, когда он ухватился за нее, то успел различить чудесную синеву ее глаз. Великое сострадание он различил в них, безмерный океан мудрости. Такого взгляда никогда и нигде не видел. Этот взгляд затмил весь страх, озарив его светом счастья. Тут он проснулся.

***

Пролежав несколько минут ошарашенный дивным сном, он никак не мог прийти в себя. Было как-то странно душно, комнату окутывало марево влажной летней ночи. Свесив ноги с кровати, он кое-как поднялся. Продираясь сквозь темноту, прошел к столику с графином воды. Зажег ночник, осветивший комнату неярким теплым светом. По мере того, как восторженность сна растворялась, он начал сильнее ощущать тот грязный булыжник, который был теперь вместо сердца. Булыжник давил и болел, было гадко. Очень гадко и стыдно за ту ночь, но ничего нельзя было поделать. Меньше месяца оставалось, и она уйдет, покинет его теперь уже навсегда. Он не удивился и не противился, когда на следующий день она попросилась переехать погостить к Тиаинэ, под предлогом их вечной дружбы. Он не просил прощения, но и не был резок. Она даже не смотрела ему в глаза. Ужасно стыдно. Он со вздохом повалился на софу, стоящую почти в центе комнаты, окруженную мягкими креслами с резными орнаментами на подлокотниках. Уставившись невидящим взглядом на причудливые фигуры деревьев и птиц, выступающих из темного дерева, так что казалось – они всегда там были, жили своей жизнью, а никак не вырезаны чьей-то умелой рукой, в глубине сердца он отчаянно взывал к ней. Пусть она передумает и вернется, пусть простит и никуда не уходит, пусть ей хотя бы приснится сон, где он приносит свои извинения именно так, как это нужно, нужными словами и голосом, пусть все измениться, пусть хоть что-то произойдет в конце-то концов, ведь больше нет сил терпеть этот однообразный плен своих мыслей, пронизанных печалью.

Ровно на этих раздумьях его застал врасплох необычный шорох за дверью. Он прислушался. Кто-то приближался крадучись на цыпочках по мягкому красному ковру, лежащему в коридоре. Было далеко за полночь, из окна не доносилось не звука, весь дворец был погружен в оцепенение, жаркое марево ночи запускало свои щупальца в каждое раскрытое настежь окно. Шаги отвлекли Селдриона от мрачных дум и теперь он ждал, что же будет, краем глаза примеряя расстояние до клинка, стоящего в ножнах недалеко от кровати. Но было слишком далеко. Ближе к двери, в нескольких шагах от софы, на стене располагалась коллекция кинжалов. Он бесшумно поднялся и медленно вытянул один из них. Несмотря на осторожность, кинжал издал предательский металлический гул. Шаги за дверью остановились. Селдрион чувствовал, как тело наполняется пружинистостью, ум холодеет, а время замедляется. Так было всегда во время боя. Он не двигался. Кто-то стоял прямо за дверью. Кто-то небольшой, легкий. Было похоже, что невысокая женщина или ребенок-подросток. В уме одна за другой проносились догадки: Харша? Нет, она обиделась и весь день не разговаривала с ним из-за случившегося. Может пришла мириться? Хочет выпить? Тогда зачем делать это сейчас, посреди ночи? К тому же в его части дворца стоит охрана, которая вряд ли пропустила бы ее без того, чтобы доложить. Может Клариэль? И опять сожаление терпкой горечью сжало сердце. Не стоила того короткая интрижка, чтобы эта одержимая теперь преследовала его. Хотел отвлечься от мыслей о Мариэ, горькая желчь разъедала однообразные будни, ревность от дурацкой переписки… а она возьми, да и разбей чайный сервиз, прямо на ковре, который достался их династии от дальней тетушки из восточных провинций. Между прочим, редкая работа, чистый шелк. Тогда он был так зол, и чувствовал, как ей это нравится, и что она так близко, что стоит только щелкнуть пальцами… «Ай-яй-яй… – он прицокнул, глядя как она ринулась к разбитым чашкам, – Я думаю, что ты должна быть наказана. – Произнес тихо, присев на корточки и нависая, пока она дрожащими руками убирала осколки. – Если ты считаешь себя заслуживающей наказания, то сходи поверни ключ в замке, а если нет, тогда вычтем из твоей зарплаты». И когда она дошла до двери, то замерла на секунду с поднятой ладонью у ручки двери, а потом решительно повернула ключ в замке. Если бы он знал тогда, что это не поможет даже на время. Чувства терзали, а отвлечься не получалось. Это все амрита, наверное… что же еще привело его к такой одержимости? И это точно не любовь. Он решил, что не согласен влюбляться как мальчишка, поэтому это просто желание, неудовлетворенное желание. С того дня Клариэль ходила за ним как тень с таким мерзким раболепным видом, что при одном воспоминании об этом, хотелось отвесить ей пощечину. Но нет, не стоит, ей бы это понравилось…