Свенья Ларк - Враг един. Книга первая. Слуга отречения

Рассеянно провожая взглядом проплывающие мимо железнодорожные столбы, Тимка подумал, что эта поездка вполне может удостоиться номинации на звание самого отчаянного поступка в его пока ещё не очень долгой сознательной жизни. Не то чтобы среди номинантов на это звание совсем не имелось никаких других эпизодов – Тимке вообще казалось, что он последние три года живёт какой-то очень странной, вывернутой наизнанку жизнью, в которой порой совершенно невозможно отличить правильное от неправильного. Но вот так в одиночку сорваться из города, не имея абсолютно никакой конкретной цели, – это был уже, пожалуй, переход на какой-то новый уровень.

Просто… он не мог ни единой минуты находиться там, в тёткиной квартире. Вот просто физически не мог, и всё.

Тот факт, что тётка (Тимка никогда, даже про себя, не называл её по имени, потому что сводная сестра его мамы по странному капризу судьбы носила то же имя, что и мама, и думать об этом Тимке было невыносимо противно) никогда не бывала довольна ни его внешним видом, ни оценками, наверное, не являлся сам по себе такой уж страшной бедой. То, что она иногда встречала Тимку из школы и специально, явно получая от процесса немалое удовольствие, громко отчитывала его на виду у одноклассников, называя тупым и малахольным, тоже было, в общем-то, терпимо.

Гораздо хуже было то, что тётка постоянно требовала от него быть вежливым, не перечить старшим и, самое главное, не ввязываться в драки с ровесниками («Смотри мне, если вылетишь из школы, там и до полиции недалеко!»). Наверное, именно поэтому, когда в этом году его выбрало своей жертвой ещё несколько человек, примкнувших к компании Серого, Тимка с самого начала старался просто терпеть и не обращать на них внимания. Иногда его обливали водой из поломойного ведра или выкидывали шапку в унитаз, иногда вытряхивали вещи из рюкзака на пол и заставляли ползать на карачках по всему классу, собирая их, иногда окружали толпой на перемене и харкали в лицо. И все смеялись; один раз даже физрук повеселился вместе со всеми, когда его во время игры в пионербол отправили на пол подставленной подножкой.

И совсем уже фигово было, что Серый, по праву сынка какого-то там, как выражалась тётка, «оч-чень серьёзного человека», ходивший в вечных любимчиках у директрисы, наслаждался в своей жизни, по сути, полной безнаказанностью. Более того, каким-то образом он умудрялся каждый раз выворачивать всё так, что в любой ситуации выглядел как первая жертва. Однажды Тимке пришлось перед всем классом просить у него прощения за то, что он толкнул Серого в коридоре, а этот амбал смотрел на него в упор и издевательски лыбился.

Тимка и правда очень старался делать вид, что у него всё в порядке. Раз или два он даже пробовал отбиваться, но любая попытка постоять за себя, когда Серый или кто-то из его компании лезли к нему в столовой или в раздевалке, всякий раз оборачивались вызовами к директору и страшными скандалами дома, если вовсе не ремнём. Во время этих скандалов всегда надо было стоять, вытянувшись в струнку, и молчать, виновато опустив голову, а потом обязательно ещё и извиниться первому, чтобы тётка наконец оставила его в покое и отпустила в свою комнату.

Сегодня он впервые в жизни крикнул ей в ответ «дура!» и в наказание был на полчаса выставлен на лестницу босиком и в одних трусах («Я из тебя воспитаю приличного человека, тварь неблагодарная!»). Когда тётка наконец впустила его обратно, Тимка стащил из тумбочки в коридоре ключи от дачи, а потом натянул куртку с кроссовками, незаметно прокрался мимо двери кухни, из-за которой слышались взлаивания очередных телевизионных дебатов, и на цыпочках вышел из квартиры.

Потому что он просто больше не мог.

– …и вовсе даже не «какая-то там барахолка», а антикварный рынок, – в который раз повторила Верена, прижимая смартфон к уху и роясь в рюкзаке в поисках кошелька. Вечно в этом бардаке ничего не найти. – Ну ма-ам, сама подумай, где ещё искать подарок человеку, который ни разу в жизни не был в Европе? А Анжелика сама не своя от всякой винтажной бижутерии, где ж я её ещё найду в таком количестве, не в молле же… да продезинфицирую я всё!

Верена немного кривила душой. Она была практически уверена, что её австралийская подруга по переписке будет прыгать до потолка, получив в подарок даже банальную сувенирную бутылку «Берлинского воздуха» в форме Бранденбургских ворот. На самом деле Верена просто любила барахолки. Было что-то удивительно приятное в том, чтобы в воскресенье после репетиции пройтись вдоль шумных торговых рядов, трогая и разглядывая старинные и не очень фарфоровые сервизы и медные статуэтки, ящики с книгами и выцветшими от времени журналами, древние лампы и вычурную деревянную мебель. «Всё такое разное, и так быстро меняется, а на одну человеческую жизнь приходится так мало интересного», – думала Верена. И так жаль временами, что нельзя жить вечно. Ну или не вечно, ну хотя бы пару столетий – Верене в её двадцать лет это тоже казалось весьма солидным сроком.