Горечь-и-боль
На следующий день профессор отправился на повторный допрос. Он решил, что стоит пойти самому, пока за ним не приехали. Зачем давать соседям лишние поводы для сплетен? Шёл и вспоминал, как его мучили одними и теми же вопросами, как не отдавали тело. “Хочу ли я знать правду, от чего именно она умерла?” – думал он.
В участке было шумновато, каждый занят своим делом. Работа кипела, но без той суеты, как показывают в фильмах. Усталые лица перед мониторами просматривали базы данных, кто-то изучал бумаги или разговаривал по телефону. Филиппе заметил молоденькую девушку, которая походила на Софи, и решился подойти к ней.
– Простите, меня зовут Филиппе Берди, – представился он и продолжил: – Я муж Лии Монтгомери. Мне сказали, что могут быть какие-то вопросы, когда придут результаты экспертизы.
– Ох, Берди, – девушка смущённо опустила взгляд, нахмурилась.
«Ох, Берди», – передразнила Лия.
Прочитать эту эмоцию несложно. Жалость – вот, что неприятнее боли. Это не сочувствие в полной мере. Чужим людям неловко, грустно, но одновременно они рады тому, что это произошло не с ними.
– Пройдёмте. Я сейчас позову того, кто занимается вашим делом. Может, кофе? – предложила Луиза. – Не самый лучший, но если добавить сливки и сахар, получается вполне сносно.
– Да, спасибо. Не откажусь, – Филиппе старался вести себя расслабленно. Не хотелось привлекать внимание.
«Какая она милая, да? – ревниво прошептала Лия. – Может, кофе?»
Он старался не реагировать на комментарии мёртвой жены. Луиза заботливо сделала ему напиток и подала поцарапанную кружку ярко-зелёного цвета. Профессор не знал, что девушка не всегда так мила и не каждому наливает кофе. Она почти разучилась сопереживать, но случай Филиппе отчего-то тронул её. Кружка была знаком для всех остальных – с этим человеком нужно быть помягче, её прозвали «горечь-и-боль».
Наконец, к Филиппе подошёл мужчина.
“Если не перестанешь хмуриться, у тебя появятся такие же морщины”, – шепнула Лия.
– Здравствуйте, вы Филиппе Берди? Меня зовут Джордж Карлмайкл, пройдёмте со мной, – он обратил внимание на кружку и нахмурился. – Кофе можете взять с собой, – Джордж знал, что нельзя разлучать человека с горячим напитком, когда тот расстроен.
Небольшой коридор, один поворот направо, один налево и вот они оказались в маленькой комнате. Здесь было неуютно. Голые обшарпанные стены, на которых виднелись выбоины, будто кто-то колотил о них кулаками в припадке. Филиппе боялся, что на него направят лампу или сразу предъявят обвинение в убийстве.
– Понимаю, на вас многое свалилось, – начал Джордж, и тут же стал растворяться, голос его звучал, словно через дымку. – После смерти жены… подозреваемый. Не хотелось… в огонь, но всё принимает серьёзный… мы получили новые… по вскрытию. Вы в курсе, что ваша жена была беременна? – и, не дождавшись ответа, продолжил, – точный срок… не удалось, примерно… может быть… в связи с этим это… убийство… и нам поручено… мать и плод. Советую вам собрать… на мои вопросы… в ваших же интересах.
“Беременна?” – у Филиппе зазвенело в ушах, как тогда лесу. Он не слышал, не понимал, что ему говорят.
«У нас мог быть ребёнок», – объяснила ему Лия.
Воздуха снова не хватало. Филиппе погружался всё глубже и глубже. Звон исчез, но заложило уши. Теперь весь мир был так далеко. Их разделили тонны воды, что придавили его ко дну.
– Я погубил моего ребёнка, я убил его, – еле слышно пробормотал профессор.
– Берди, вы слышите меня? – Джордж уже хотел было позвать врача.
– Ребёнок… у неё был ребёнок, – повторял он как зачарованный. Нога начала подёргиваться – так было всегда, когда Филиппе нервничал. Лия почти отучила его от этой привычки. “Но Лии нет, ребёнка нет, – крутилось в его голове, – никого нет, ничего нет”. Воздух вернулся в лёгкие, а вот у звука не прибавилось громкости.
– То есть вы не знали, что она была в положении? – Джордж тоже выдохнул: «Обморока мне ещё тут не хватало».
– Мы не собирались. Пока не собирались. Нет, я не знал, – одни слова Филиппе выдавливал из себя, другие точно выплёвывал, третьи сами скатывались с губ. Он уже мало что понимал, его рассудок медленно уплывал. Не хотел ни плакать, ни крушить всё вокруг, как делали те, кому давали эту зелёную кружку, а только поскорее уйти. – Поскорее бы покончить со всем этим, – неожиданно произнёс он вслух, смотрел на Джорджа, но не видел его. Что должен испытывать человек, из-за которого умерла его любимая и ребёнок? Беспомощность и бесконечное чувство вины. Ничего не изменить. Не выпросить прощения. Не вернуть. Время тугой петлёй сдавливало горло, опять стало трудно дышать.
Читать дальше