Александра Сашнева - Мурлыкина и Писатель

– Грустно. Думаешь, что все мечты такие?

– Думаю – да. Самые лучшие вещи прямо сейчас. И здесь. просто мы их не замечаем. например, то, что мы с тобой сейчас сидим на этой лавочке, счастье. И даже мечта. Но мы не ждем от этого ничего особенного, просто нам хорошо. Мы даже не замечаем, как мы счастливы.

– Нет! Мурлыкина! Я знаю, одну вещь, о которой можно мечтать, и она не обманет.

– Да ладно! Говори, что это?

– Это теплое море.

Мурлыкина заулыбалась и даже перестала болтать ногами.

– Насчет моря ты прав, Писатель. Море – это мечта, которая еще лучше, когда ты уже к ней приехал.

Мурлыкина сидела на лавочке и кидала птицам остатки печенья. Подошел Писатель.

– Привет, Мурлыкина. Как дела?

– Да, вот, думаю, что такое позитивное мышление?

– И что ты надумала?

– Лучше не спрашивай!

– А все‑таки?

– Я думаю, что мне оно точно недоступно. Вот, когда ты просыпаешься утром на улице, в снегу, без мобилы, денег, с сотрясением мозга, в чужой стране и без документов и говоришь "Спасибо, Боже, что живой! И вообще, спасибо тебе за все! У меня все хорошо!", то это позитивное мышление. А негативное, это когда ты просыпаешься в мягкой широкой постели, тебе кофе приносят, потом у тебя массаж, потом салон красоты, потом презентация в дорогой галерее, а ты смотришь в потолок и думаешь «Как все достало!»

– Да, Мурлыкина… Сложно. Даже не знаю, что бы я выбрал.

– Вот и я не знаю, – сказала Мурлыкина. – Какое у меня мышление – позитивное или негативное? Вроде бы вчера мне заказали натюрморт, и я этому рада – заработаю денег. Но на море поехать – не хватит. Поэтому я огорчена. – А когда ты приедешь на море, какое у тебя будет мышление – позитивное или негативное? – На море у меня не будет мышления, – мечтательно произнесла Мурлыкина. – Я буду просто радоваться. А когда ты радуешься, тебе совсем не до мышления. Ни до какого вообще. – Тогда я подумаю, как бы приблизить тебя к морю. Хочу посмотреть на беззаботную Мурлыкину.

Мурлыкина и Писатель сидели на лавочке и смотрели на облака. Облака превращались то в замки, то в верблюдов, то в огромных рыб.

– Смотри‑смотри! – говорила Мурлыкина. – Какая огромная рыба! Спорим, она превратится в носорога!

– Не! – возражал Писатель. – Она станет кошкой.

– На что спорим? На барбариску!

– На барбариску!

И они стали ждать в кого превратится облако. Мурлыкина сидела‑сидела и говорит:

– Я переделала сказку про Людоеда. Хочешь расскажу, пока облако превращается?

– Давай, – сказал писатель. – Хотя сказки про людоедов – это моя работа.

– В общем, так. Один людоед пригласил в гости одну девочку на обед. Она приходит к нему, а он сидит с пустой тарелкой, а для девочки тарелку вообще не поставили. Девочка и спрашивает: «А почему для меня нет тарелки?» Людоед ей отвечает: «Потому что ты – мой обед!» Девочка удивилась так, что не могла испугаться и говорит: «Но я же такая красивая, ты можешь любоваться на меня еще очень долго, а если съешь, то меня больше не будет». Людоед захохотал: «Зато ты будешь у меня внутри! И никому не достанешься!»

– И проглотил девочку, – перебил Мурлыкину Писатель, – а потом написал лекцию на youtube, где рассказал, почему каннибализм – высшая форма любви мужчины к женщине. И набрал миллион просмотров.

Мурлыкина нахмурилась:

– Нет! Все было не так! Девочка была не выспавшись и злая, она взяла ножик и воткнула Людоеду в глаз. «За что? – возопил людоед. – Я же люблю тебя!» «А вот за это!» – сказала девочка и ушла гулять в Измайловский парк.

– Какая хитрая девочка! – сказал Писатель и тут с неба раздался громкий хохот, и облако превратилось в людоеда.

– Бежим! – крикнула Мурлыкина, и первая холодная капля упала ей на нос.

И они побежали к трамвайной остановке.

– Как хорошо ехать в трамвае, когда на улице дождь! – сказала Мурлыкина.

– Знаешь, Писатель, – сказала Мурлыкина. – Любовь – очень опасная вещь. Особенно, если любовь очень сильная.

– К чему ты это сказала?

– Я вспомнила сегодня своего друга, который умер еще до того, как мы с тобой познакомились. Я только сегодня поняла, что он умер из‑за любви. Его мама очень любила художника Ван‑Гога. И когда мой друг только научился ходить, она стала водить его по выходным в ГМИИ им. Пушкина, где останавливалась перед картиной Ван‑Гога "Дорога в Антверпене после дождя" и плакала от счастья, как от встречи с любимым человеком. Ее сын смотрел на нее и спрашивал: «Мама, почему ты плачешь?» «Потому что это прекрасно! – отвечала мама.– Разве может быть что‑то более прекрасное, чем Ван‑Гог?» Мой друг чувствовал себя одиноким и ненужным и захотел стать таким же, как Ван‑Гог, чтобы мама его полюбила так же сильно. Он поступил в художественное училище, выучил биографию Ван‑Гога и старался во всем быть, как Ван‑Гог и даже нашел свой стиль в живописи – такой, какого до него еще не было. Но мама все равно считала моего друга неудачником. Она смотрела на его картины и говорила: «Вот Ван‑Гог! А ты‑то…» И мой друг весь съеживался, шел курить, выпивал бутылку водки и плакал в уголке, потому что не знал, что еще ему сделать, чтобы мама его полюбила больше Ван‑Гога. И однажды он взял и сжег все свои картины, и прыгнул с моста в реку и утонул. А теперь его мама ходит вечно в трауре, навещает его могилку и говорит: «Я же говорила тебе – не кури, не пей. А ты не слушал меня… И чего ты добился? Ты умер нищим и больным!»