Мария Еремина - Мифолоджемы

– И что же вам нужно взамен? – майор слишком хорошо знал военную историю, чтобы верить в альтруизм.

– Мир. Спокойствие. Нам придётся объявить о себе. Мы сильны, но нас гораздо меньше, чем вас. И мы не хотим обречь себя на жизнь вроде вашей, мы не хотим постоянно воевать и торговать.

– Нужно будет обсудить правила взаимодействия, особенно для агрессивных сущностей, – майор некстати вспомнил, что нечисть в сказках иногда ела людей.

– Разумеется, – благосклонно кивнула полуденница, а потом добавила – Для агрессивных сущностей с обеих сторон.

– Конечно, у меня нет полномочий принимать подобные решения, но я могу связаться с теми, у кого есть. Вот только мне нужны доказательства, что армия будет, – как бы не смущало майора присутствие сказочной нежити в его кабинете и талант этой нежити к отопительным процессам, мысли о гневе начальства возвращали его в нужную колею.

Девушка согласно кивнула и достала из кармана брюк смартфон. Майор издал булькающий звук, полуденница в ответ только пожала плечами. Она быстро переговорила с кем-то, убрала телефон и насмешливо уставилась на майора.

– Может чаю? – зачем-то спросил он.

Когда полуденница допила вторую чашку чая, а на часах высветилось «12:42», раздался лихорадочный стук. Впустив страждущего и наскоро разобравшись с формальностями, майор узнал, что к Центру подходит армия, которую не берет ничего из средств обороны базы. Майор выглянул в окно. Вдалеке, за ограждением действительно было людно. Или «нелюдно».

– Какая армия? – всё же спросил майор. Лейтенант замялся. Майор настойчиво повторил вопрос. – Какая?

– Из сказочных персонажей! – отчеканил лейтенант. – Бабки-ёжки, домовые, лешие, оборотни, водяные!

Майор вздохнул, отпустил бойца, вздохнул ещё раз и поднял трубку телефона.

Вторжение началось на закате. На фоне алеющего неба удивительно красиво смотрелись яростные жар-птицы, прожигающие насквозь инопланетные корабли.

– Оленька, где твой Зайка? Быстрее найди его, мы уходим, – прошелестел над ухом голос матери. Девочка тут же бросилась на кухню, тихо-тихо, как всегда учила мама. Потрепанный плюшевый заяц сидел на подоконнике, Оля сама его туда посадила. Под окном распустилась яблоня – красиво, Зайка любил всё красивое.

Раздался тихий скрип, в комнате мама выдвинула верхний ящик комода. Оля хорошо знала этот звук, старый, тягучий, неприятный. А еще Оля хорошо знала, что в верхнем ящике хранятся важные взрослые вещи. «Документы», как сказала ей мама. Зачем они нужны, Оля не очень хорошо понимала, но знала, что их нельзя трогать и тем более на них нельзя рисовать, а еще, что их доставали, когда приходили доктора и еще один человек, в серо-зеленой одежде.

На этот раз доктора и второго не было. Была только небольшая сумка в коридоре.

Громкий шорох заставил девочку вздрогнуть и сильнее обнять зайца. Может быть, у нее и были проблемы с завязыванием шнурков, но вот шорохи Оля различала просто отлично. И этот был не мамин. К шороху добавилось недовольное сонное ворчание. Оля вжалась в игрушку лицом и закрыла глаза.

– Куда это ты собралась? – раскатисто прокатился по небольшой квартире громкий голос, – Куда собралась, я спрашиваю?!

Мама попыталась что-то ответить, но её заглушил крик:

– Кто он? К кому ты уходишь, дрянь? Рассказывай!

Послышался звук. Этот звук значил, что у мамы будет новый синяк.

– Что значит, ни к кому? Так я и поверил! Ты ж одна не выживешь! Дура безрукая!

Звук повторился. Заяц намок от беззвучных слез.

– Еще и ребенка за собой потащила! Ты вали на все стороны, мразь неблагодарная! А дочь – моя!

Мама что-то прошептала сквозь звуки. В ответ раздался настоящий рев:

–Развод?!

И мама тоже закричала.

Стало страшно. Не так, как всегда, привычно-страшно, а по-настоящему. Совсем страшно. Страшно, что мама снова не сможет встать несколько дней. Страшно, что снова не сможет рассказать сказку, только хрипеть сорванным голосом. Страшно, что её снова заберут врач и второй. Страшно, что на этот раз они ее не вернут.

Зайка не помогал. Тогда Оля посадила Зайку на подоконник. Лицом к стеклу, пусть смотрит на цветы под окном, пусть смотрит туда, там лучше.

Оля приставила к столу табурет – тихо, подняв все четыре ножки. И с табурета осторожно дотянулась до покрытого хлебными крошками ножа. Мама не раз говорила, что Оле ни в коем случае нельзя трогать ножи, потому что можно порезаться и будет больно и много крови. А еще мама показывала, как ножи легко режут мясо, и хлеб, и овощи. Всё-всё-всё режут. И Оля была послушной девочкой и никогда-никогда не трогала ни один из ножей. Не потому что боялась порезаться, а потому что не хотела, чтобы мама волновалась. Сегодня она тоже не боялась порезаться.