Марина Колесова - Тетрадь в косую линейку

Одним словом, я медленно загибалась, исходя ором, и цель моя уже была близка. Но тут снова вмешалась Вселенная, и когда мама, атеистка, не верящая ни в какую «паранормальную ерунду» уехала сдавать зачёт, в дверь бабушки Веры, которая возилась со мной, позвонила соседка.

Представилась она так: соседка, из соседнего подъезда, за стенкой от вас, мол, живу. Бабушка и не видела её никогда, но в квартиру пустила. Люди тогда были более доверчивы, да и бабушка моя ни сама плохого не делала, ни от людей плохого не ждала.

А соседка тем временем зашла и говорит:

– Слышу, младенчик у вас орёт круглосуточно. Так вот я помочь могу.

– Это правда, как видите и сейчас плачет, – согласно проговорила бабушка Вера, – даже на руках. Извините за беспокойство, но сделать ничего не можем. Каким мы её только врачам не показывали, бестолку. А что Вы сделать-то можете? Вы врач?

– Нет, я не врач, – покачала головой соседка, – но молитву знаю, от которой младенчики успокаиваются. Если разрешите, почитаю её над Вашей девочкой. Вы не бойтесь, – видя что бабушка испуганно попятилась со мной на руках, а я зашлась в ещё большем крике. – Хуже-то не будет всего лишь от слов.

Короче, уговорила эта соседка мою бабулю, и отдала она меня ей. А та взяла орущую меня на руки, начала качать и петь. Слов не поняла ни я, ни бабуля. Но сотворила эта женщина вокруг меня энергетический кокон, и почувствовала я, что никуда мне не деться из этого мира, и жить мне предстоит долго, и чтобы я не делала, это будет влиять лишь на качество жизни и не более. И я смирилась, и замолчала. Женщина отдала меня бабушке и ушла. Больше моя бабуля её не видела.

Вот таким достаточно странным было начало мой жизни. И хоть круглосуточно орать я перестала, но ребёнком всё равно осталась слабым, замкнутым, не склонным к общению и вообще коммуникации. При всём при этом говорить я начала очень рано, говорила связными большими фразами, но только с теми, с кем хотела.

Сидеть со мной было некому, и в два года меня отправили в ясли. Это было для меня филиалом ада. С детьми я не общалась, рыдала, провожая маму, а потом весь день сидела в углу, раскладывая кубики или, если их пытались отобрать другие дети, оставляла это занятие и просто сидела, ни с кем не играя. Воспитателям я особых хлопот не доставляла, поди плохо сидит ребёнок, где посадили, и не балуется. Но меня саму жутко травмировали гомон других детей, их визги, беготня и бестолковая суета. Мне хотелось сбежать, закрыться и никого из них не видеть. Я не понимала, почему они лезут ко мне, если я их не трогаю. Зачем им обязательно надо толкнуть меня, отобрать мою игрушку, ударить или укусить. Ведь я и так всё отдам, если меня попросить. Они казались мне злыми, глупыми монстрами, из окружения которых я сбежать не могу.

Так продолжалось достаточно долго, я не разговаривала с детьми, предпочитая отдать им всё сразу и уйти куда подальше, меня до головной боли и звона в ушах раздражала их суета и глупые, на мой взгляд, игры и развлечения. Я не бегала, не скакала, не играла в догонялки. Не читала на публику стихи в детском саду и чтобы я заговорила с чужим взрослым, этот взрослый должен был доказать, что он заслуживает моего доверия и уважения.

Таким взрослым, например, стала одна из воспитательниц в подготовительной группе детского сада. Я с удовольствием помогала ей во всём, Инна Сергеевна называла меня «мой хвостик», потому что я старалась от неё не отходить, поскольку именно рядом с ней я чувствовала себя в безопасности. Но даже ей не удалось заставить меня прочитать на выпускном вечере стихи, которые ей наедине я рассказывала с огромным удовольствием. Глядя на сидящих вокруг моих одногруппников я не могла избавиться от чувства угрозы, которую они все несут для меня. Это чувство подавляло, вводило в стопор, и я едва справлялась с желанием сбежать и спрятаться от всех них. Какие тут стихи?

В первом классе дело было не лучше. Я давно, ещё с четырёх лет бегло читала и писала, хоть и коряво, но достаточно грамотно. А в присутствии тридцати одноклассников я терялась, хотя в классе стояла относительная тишина, мне мешал их ментальный шум, если вы понимаете о чём я.

К моему счастью, учительница мне попалась добрая и достаточно толерантная. Римма Васильевна сумела найти общий язык и со мой, приспособившись к моим особенностям, и с теми детьми, которые вообще на месте пару минут усидеть не могли.

Каждый ученик в классе чувствовал себя её любимцем. К каждому она находила подход и свои слова.