А я? О! А мне очень понравился этот большой и пушистый зверь. И я схватила его за нос, крепко сжав кулачок. Так мы и стояли, смотря друг на друга: маленькая девочка в розовом комбинезончике и большая тёмно-серая собака со своим зажатым в руке у этой самой девочки носом.
Надо сказать, что мокрый собачий нос мне явно пришёлся по душе, а псу, судя по всему, пришлась по душе я.
Чего не скажешь о моей маме и его хозяине. Оба напряжённо замерли метрах в полутора от нашей композиции, не решаясь ни что-либо сказать, ни пошевелиться.
Видимо, каждый считал, что своим движением или словом он может спровоцировать собаку на не столь мирное поведение. Потому оба, похоже, даже дышали через раз.
Мы же с собакой просто стояли друг напротив друга. Затем я чуть разжала кулачок, и пес аккуратно вытащил из моей ладошки свой чуть помятый нос.
А вытащив, что есть мочи припустил прочь от меня, сверкая всеми четырьмя лапами. Пока хозяин, не подозвав его к себе, не взял на поводок.
Меня же в охапку схватила мама и, оглядывая, ощупывая на ходу, понесла домой.
После чего опять были её слёзы. И вот этого-то я никак понять и не могла: чего плакать-то? Ведь я познакомилась с таким классным псом! И мне было так хорошо!
Глава 6. Главное – не скучать
Надо сказать, что до двух с половиной лет я умудрилась обходиться без особых приключений. Нет, я, конечно, как все дети, бегала, прыгала, спотыкалась и падала, не обошлось и без пары синяков, но в основном всё было тихо и спокойно.
К этому возрасту я уже хорошо разговаривала, ловко лазила по всем горкам, турникам и прочим препятствиям, куда удавалось залезть, ускользнув от бдительного ока мамы.
И знала все буквы, цифры и основные геометрические фигуры. Правда, складывать эти самые буквы в слова пока не умела. Да и считала только до десяти, и то на пальцах.
Отец к достижению мной двух с половиной лет отсутствовал дома уже около полугода. Командировка, как говорила мама кому-то по телефону.
Этот кто-то явно заставлял её нервничать, разговаривая с ним, она то и дело теребила фартук. Ноздри её тонкого носа раздувались, она то краснела, то бледнела. И часто разговор заканчивался тем, что мама просто бросала трубку. После чего долго, очень долго не было никаких телефонных звонков.
А потом всё начиналось сначала.
В такие моменты мне становилось очень тревожно. Я подходила к маме, обнимала её и вопросительно заглядывала в глаза.
Тогда мама, улыбнувшись сквозь выступившие слёзы, ласково гладила меня по белокурым волосам и говорила что-то типа:
– Ничего. Они просто не понимают.
Вскоре я начала догадываться, что говорит она о своих и папиных родителях.
Мне, правда, было трудно понять, в чём же заключалась проблема? И чего они не понимают? Но я была рада, когда в нашем доме не звонил телефон.
А ещё больше я была рада возвращению отца из командировок. С радостным писком я бросалась к нему и повисала на его шее, крепко обняв её руками.
И его брови чуть разглаживались, в глазах чуть таял ледок, он осторожно гладил меня по голове. А я, повиснув на нём, с упоением вдыхала знакомый запах.
Правда, после командировок к обычному запаху кожи, пороха, формы примешивался ещё и запах крови. Он не нравился мне, но я старалась не обращать на него внимания. Главное, что папа вернулся!
К тому же наступила весна. Воздух стал теплее. В нём появились новые запахи. Снег потемнел и стал рыхлым. Под окном начали чирикать птицы. Всё чаще выглядывало весеннее солнышко. На дорогах в большом количестве образовывались лужи, по которым я просто обожала бегать к некоторому неудовольствию мамы, которой потом приходилось выливать воду из моих сапог и стирать мой комбинезон. Кстати говоря, последний, заменив собою зимний, стал значительно легче. Соответственно, и бегать в нём было удобнее.
Кроме того, мне нравилась моя красная шапочка с двумя огромными белыми бумбонами, пришитыми к ней.
Одним словом – жизнь радовала!
А полным счастьем послужил выходной день у отца, полученный им после возвращения из командировки, когда мама отправила их вдвоём с его другом со мной погулять.
«Чтобы не мешали спокойно всё приготовить к вечеру», – сообщила она нам, выпроваживая за дверь.
Надо сказать, что прогулки вместе с отцом были для меня большой редкостью. И счастьем. А для него – ответственностью, как сам он говорил соседу:
– Понимаешь, – рассуждал папа, – это всё же ответственность. За ней же смотреть надо. А вдруг ударится. Заболит что-нибудь.
Читать дальше