Ксения Левонесова - Город на Лете

Из-за деревьев я буквально выпал на равнину. И вновь бескрайние поля – на этот раз не тумана смерти, а растений. Поля, кормящие весь город. Прямо передо мной – высокие колоски пшеницы высотой по пояс. Вступать на него не стал – страшно. Вдруг вырвется из-под земли рука и схватит меня, как обещал Зима? Ну да, в какую чушь только ночью не поверишь…

И вдруг – примятые колоски. Здесь точно кто-то проходил! Кто-то небольшой, ребенок или девушка, смял пшеницу и оставил за собой явный след. Я опять достал веретено.

– Идти туда или не идти?

Нить завилась, как живая, то метаясь в сторону поля, то в испуге – назад, к лесу. Даже веретену страшно. Ладно, прорвемся! Я сделал шаг, наступив на поле. Земля не содрогнулась, чудища не появились. Меня пропускают? Что ж, так тому и быть.

Я помчался вперед, по следу примятой пшеницы. Ноги заплетались в колосках, несколько раз я чуть не упал, инстинктивно придерживая сумку. Впереди никого не видел – темно, звезд-то нет. Хотя и не полный мрак. Если та девушка здесь, она могла и уснуть в поле, тогда ее не будет видно – остается только идти по следу. Да, буду надеяться на это.

Только здесь не было часов, и от этого становилось еще страшнее. Четыре часа еще не вышли, но когда выйдут – я и не узнаю. Что-то подсказывало, что опоздание даже в одну минуту сорвет нашу сделку с Тропой. Что она задумала сделать с той девушкой? Оборвать нить… А про мою нить сказала, что ее нельзя перерезать, иначе и меня не станет. Неужто хочет убить ее? А может, я опять все неправильно понял?

Что-то в воздухе загудело, как звон в ушах. До этого из звуков было только тихое шуршание потревоженных колосков. Теперь же – гул, с каждой секундой все громче. Я замер. Звук не пропадал, нарастал – как и страх в сердце.

– Нельзя мне было на поле, нельзя…

Отчаяние перевесило – черт с ним, с именем, надо обратно! Ноги сами развернули тело и понесли к лесу, но тут прямо передо мной – бах! – взорвалась земля, засыпала меня кусками. Я упал. Из ямы высунулось длинное щупальце, зацепилось за край, подтянулось – и вытолкнуло на поверхность человеческое тело. Человеческое ли? Женщина с волосами-змеями и огромным, невероятно длинным чешуйчатым хвостом. Яма закрылась за ней, как молния на куртке (в этом мире нет молний, дурень!), хвост метнулся ко мне, стиснул тело. Я захрипел – легкие сдавило болью, но еще хуже – чешуя, врезающаяся в кожу даже через одежду. Руки прижало к бокам. Я вытащил одну, и по предплечью разошлись алые лоскуты. Порвал кожу в мясо, но пока не чувствую боли. Адреналин?

– Ты здес-с-сь не работаеш-ш-шь, – сказала змеюка. Хвост подтащил меня к ней, и сердце забилось – теперь уже не только от страха. В ткацкой Тропа была красивой, но эта женщина – идеальна, даже несмотря на змееволосы. Белая кожа, большие глаза, такие четкие скулы, как у актрис с экранов телевизора. Актрисы? Телевизор? Голова разрывалась от нахлынувших понятий, которых я просто не должен знать.

– Я почтальон! Пытаюсь… – дышать тяжело. – Пытаюсь найти адресата.

– Пис-с-сьмо мне? – удивилась змея. – Хи́де никто не пишет.

– Это не вам. Но тут должен быть тот, кто мне нужен.

Я выдохнул и резко рванул вторую руку, освобождая от ее хвоста. На этот раз почти без порезов. А вот правую надо перевязать, иначе истеку кровью. Лем говорил, тут нельзя умереть? Буду первым.

– Кто?

Показалось, что во рту у нее – раздвоенный язык и острые зубы. Красоту это ничуть не испортило.

– Ткачиха заказала найти тут девушку. Знаете ткачиху? Ее зовут Тропа.

– Атропа… – переиначила змея. – С-с-старая знакомая. С-с-с ней не с-спорь.

– Вот я и не стал! Отпустите меня, а? Я ведь просто выполняю свою работу. Хотите, я и от вас письмо передам кому-нибудь?

Хида чуть ослабила хватку хвоста, я даже смог нащупать кончиками ботинок землю. Все равно не вырваться, но хоть дышать легче.

– На поля никому нельзя. И тут никого нет. С-с-с чего ты начал ис-с-скать ее здес-с-сь?

– Увидел следы. Смотрите, вон там, – я указал на след в поле. Найти его было нелегко – темно, к тому же эффектное появление Хиды разбросало повсюду землю. Кровь с правой руки закапала ей на хвост, затекая между черной чешуей. Успею ли добежать до Лема и не сдохнуть? Работает ли он ночью или придется бездыханным телом валяться у лекарни?

Хуже руки болела только голова. Так некстати вспомнились странные словечки из прошлой жизни – или откуда? Не знаю, но здесь этого точно нет.

– Моя мать, С-с-с-стикс, – начала Хида, – не любит, когда наруш-ш-шают правила. Не ходить на поля – правило.