Анна Романовска - Время Тому Назад

– А утренний кофе с круассанами?

– У нас будет домашний кофе, вон там – умопомрачительная буланжери, – Маева махнула рукой в сторону синеющих за деревьями крыш.

– Приглашаешь меня к себе?

– Я приглашаю тебя туда, где мы с Соланж работаем до субботы. Мы кочуем по квартирам клиентов, чтобы самим не снимать жильё.

Они вышли за ворота сада, поспешили перейти улицу, пока горел зелёный и направились в кондитерскую.

Дом, где обитала Маева, был следующим. Четырёхэтажки в османском стиле на улице Риволи отличались друг от друга, разве что, магазинчиками в цоколе. Маева набрала код, вошла в подъезд и задержалась около почтовых ящиков, где её ожидал ключ. Соланж с Идрисом ночевали в студии на улице Лепик. Хвала небесам, её портфолио тоже лежало в ящике. Во вчерашней суете Маева позабыла, что оставила его здесь, когда возвращалась. Она отыскала набросок последнего эпизода с воином Сетрейо и протянула Этьену.

– Ты спрашивал, что ожидает Сетрейо за вратами. Тот самый Изумрудный лес и река времени. Осталась только пробная акварель, цифровой файл пожелали выкупить.

Стройный воин остановился у входа в заброшенное здание, похожее на часовню, поросшую зеленью леса. Косые солнечные лучи освещали разрушенные стены, пробивались сквозь проёмы и разломы стен, внутри часовни было озеро, из которого брал начало лесной ручей.

– Интересно, а когда ты успела побывать в Планфуа? – в словах и взгляде Этьена чувствовалось неподдельное удивление. Он говорил так, будто место на рисунке Маевы реально.

– Я никогда не была там, – Маева задержалась на ступенях и, недоумевая, посмотрела на него.

– А каким же тогда образом ты нарисовала башню Моро со всеми подробностями?

– Не знаю, как объяснить, у художника два мира: обычный и мир образов. Я просто увидела, как Сетрейо идет через лес, и эта башня становится всё ближе. Никогда бы не подумала, что она может быть реальной.

– Эви, я живу рядом с ней. Это около часа езды от Сент-Этьена, а от моего дома – рукой подать.

– Значит, ты не остался в Лионе. Я так и думала.

– Я прождал тебя всё лето после выпускного, и даже съездил в Ниццу. Мне казалось, что не только Лион, а весь мир стал без тебя другим. Но твой отец сказал, что нужно уметь отпускать и уважать решения тех, к кому мы привязываемся.

– Я вернулась в Лион только прошлой осенью, а перед тем, как приехать в Париж, даже решилась зайти к тебе. Только мне открыла не Жюстин, а какой-то седой мужчина. Как-то не подумала, что вы могли переехать.

– Мама по-прежнему живёт рядом с парком, правда редко бывает дома. А я вернулся в Планфуа.

– Тогда, наверное, я умудрилась перепутать адрес.

Они поднялись на второй этаж. В квартире было душно. Маева сбросила куртку, попросила Этьена открыть двери балкона в гостиной и задержалась у зеркала, чтобы собрать волосы.

В светлой и уютной квартире всего было в меру: зелени растений, мебели, получившей вторую жизнь после реставрации, пледов и ковров, атмосферных пейзажей с видами Парижа. Этьен отметил гармонию интерьера и переключил внимание на стройную, хрупкую фигурку Маевы в синих джинсах, чёрном топе и рубашке, завязанной узлом на тонкой талии. Она взяла портфолио и потянула Этьена за собой на кухню, велев ему прихватить пакет из кондитерской.

– А сейчас я тебя удивлю, – Маева открыла металлическую банку, в которой хранила кофе и протянула ему.

– Нечто особенное, – Этьен оценил аромат: спокойный, мягкий и удивительно настоящий.

– Обжаривала сама. Надеюсь, понравится.

Маева размолола зёрна в ручной мельнице, пересыпала помол в медную джезву, добавила воды и поставила на плиту.

– Вот это эстетика! А моей фантазии хватило только на кофе-машину.

Он включил радио по просьбе Маевы, решил посмотреть фотографии её работ и выбрал портрет яркой задорной брюнетки. Плечи женщины покрывала пёстрая шаль, тёмные волосы были собраны в гладкую причёску.

– Здравствуйте, Изабель, очень рад нашей встрече, – обратился к портрету Этьен.

– Изабель говорит, что кофе живой и знает суть каждого человека. Только, чтобы это понять, нужно, всё-таки, отказаться от кофе-машины.

Маева поставила на плиту чайник и улыбнулась, отметив, с каким вниманием Этьен смотрел на фото, и как почтительно он говорил. Изабель, её бабушка, восхищалась его манерами, а её отца впечатляло, как Этьен исполнял пьесы Эрика Сати и мелодии собственного сочинения на рояле в гостиной, когда приходил к ним.

– А как поживают Мирей и Люк Дюваль?