Элииса - Из меди и перьев

Тихий вздох вырвался из груди. Да, она могла бы быть герцогиней. Разъезжать в дорогих повозках, и платья бы были из тончайшего шелка, все, до единого, да и сам герцог был неплох, вовсе неплох… Только кто виноват, что паж тот был лучше. Сольвег глухо рассмеялась. За связь с ней того юнца отправили сначала в темницу, а потом на войну, а после ничего уж о нем и не слышала, как не слышал никто ее слез и рыданий. Да и как услышать, если из первых рядов пехоты не возвращаются. А ей тогда было всего девятнадцать. Отец тогда и слушать ничего не желал. Дочь могла стать герцогиней, а вместо того влюбилась в жалкого служку, в шваль подзаборную. Каково-то ему теперь продавать ее торгашу, купившему жалкое баронство и рыцарство. После этого он и выслал ее из города в первый раз. Где первые десять дней она, точно раненый зверь, зализывала раны своего разбитого сердца, отказывалась есть, проклинала отца, а потом увидала его соглядатая, присланного ее сторожить, доносить и приглядывать. Как тогда легко всколыхнулась обида в сердце, как легко, точно жаркий огонь, пожиравший солому. И так было просто ему улыбнуться, а слезы оставить себе. Как приятно через месяц видеть его отставку и читать гневные письма отца. Потом был и второй – не трудно, ведь она чудо как хороша. Ее посчитали плохой – прекрасно, она и будет плохой. И будет жить в свое удовольствие, а люди пусть судачат, что вздумают. О людях ее положения сплетни вечно летают и кружатся, почему бы и не быть им хоть сколько-то правдой.

Она посмотрела в зеркало. Волосы все также вьются черной проволокой, зеленые, чуть раскосые глаза все также притягивают взгляды, тонкие губы изогнуты в милой усмешке, ради которой можно идти хоть на смерть. Ей двадцать три, она все еще так молода, хотя было столь многое.

– Как все прошло?

Сольвег не обернулась. Провела пальцами по столу, сдула пылинки.

– Как ты вошел?

– Ты сама дала мне ключ от второй комнаты, разве не помнишь.

– Помню, и уже пожалела.

– Ты лжешь.

Она мельком увидела его отражение и улыбнулась. Нежданный посетитель подошел, положил руки ей на плечи и коротко поцеловал ее в шею.

– Те духи, что ты мне дал. Они не работают, совершенно.

Мужчина сел в соседнее кресло, положил ногу на ногу.

– Это духи, дорогая, а не приворотное зелье. Я все же аптекарь, а не алхимик.

Сольвег пропустила мимо ушей фамильярное «дорогая». Магнуса она знала давно, слишком давно. Тот был мрачен и терпелив, и не задавал обычно лишних вопросов. Да реши она пойти на убийство, он бы смолчал и только принес бы из лавки ядовитой настойки. Попросил бы вернуть флакончик назад. Тот был ценным союзником, да и, пожалуй, другом единственным – ради такого отчего не позволить изредка вольностей с тем, с кем не нужно таиться.

Мужчина наклонился к ней и легко погладил пальцем по острым ключицам. От него пахло мазями, травами, толченными порошками, чем-то землистым. Она нетерпеливо сбросила его руку, одарив гневным взглядом.

– Ты не в духе?

– Я в бешенстве, – Сольвег огрызнулась и отбросила в сторону гребень.

– Из-за того, что мое снадобье не сработало? Брось, это пустое. Добьешься всего своими природными силами. Дано тебе сверх меры, и ты это знаешь.

– Ха!

– Не напрашивайся на комплименты, Сольвег, тебе не идет.

Магнус развалился в кресле и с насмешливой улыбкой следил за подругой. Подругой. Да, он влюблен в нее уже год, знает, что она лживая бестия и видит ее насквозь – и это прекрасно. В другое время, в другой жизни кто знает, свела ли судьба бы их вместе. Но сейчас он здесь, смотрит, как она перебирает пальцами густые, темные волосы, поджимает губу, вглядывается в зеркало, с опаской найти хоть малейший изъян на белых щеках. Ей все известно, известно без слов и она может измучить его до потери сознания, чтобы он забыл, как дышать от страха и ненависти, только Сольвег не сделает это – потому что в общем-то ей все равно.

– Так твой женишок не проникся твоими чарами?

Сольвег фыркнула.

– Он жалок. Я поцеловала его, а он почти оттолкнул меня. Ни один мужчина бы так не сделал.

– Значит, любой, отвергнувший тебя – жалкий глупец? Не высоко ли ты метишь, красавица?

Та посмотрела на него и улыбнулась. Молча вновь повернулась к зеркалу. Магнуса она знала слишком долго, чтобы обращать внимание на мелкие колкости.

– Зачем ты так усердствуешь? Вы помолвлены, твой дом он выкупит, равно как и во всем прочем нуждаться не будешь.

– Ты кажется не в восторге от нашего плана, милый? – проворковала Сольвег. Тот знал, что значит этот тон. За сладенькой улыбкой таились острые зубы, только вот на карту он давно поставил все, бояться нет смысла.