Татьяна Мастрюкова - Приоткрытая дверь

Тетя Юля промолчала. Она явно придумывала подходящий ответ, выставляющий ее в лучшем свете. Как всегда.

– Конечно ушел, – наконец твердо прошептала она. Я хотела спросить про шинель, но не успела, потому что тетя продолжила, постепенно переходя на нормальный голос: – Может, это была не шинель, а халат. Но это точно был наш прапрадед.

– Я не говорила про шинель…

– Разве? – рассеянно переспросила Люля и тут же повеселела. – Включай свет! Как я и говорила, все получилось!

Она болтала и болтала, наблюдая, как я задуваю свечи и быстренько хлопаю по клавише выключателя. В этой болтовне явственно слышалось облегчение.

Опять стало слышно тиканье будильника с кошечкой. Где-то на улице громко выругался какой-то пьяница.

– Представляешь, Настя, мы с тобой из всей семьи единственные, кто видел его! Можешь мной гордиться.

И все-таки глаза у тетки были тревожные. Подхватив салатницу, она легко перепрыгнула через круг из потушенных свечей и протанцевала на кухню. Хотелось верить, что отмывать чашу святой водой.

Ко мне опять вернулось противное ощущение реальности. В глаза бросился испорченный расплавленным свечным воском паркет. Неотвратимость наказания сразу пересилила все страхи.

Остаток ночи прошел без происшествий, хотя периодически мучила мысль о закапанном вечами паркете. Она преследовала меня даже во сне. Будто сидим мы с теткой в свечном круге, вдруг тихонько открывается дверь, и в комнату крадучись, едва слышно ступая, заходит папа. Он ничего не говорит, но я вижу, как искажается гневом его лицо. Лучше бы он наорал и сразу успокоился, как обычно. Но папа так же молча пятится и уходит, прикрыв за собой дверь, оставляя меня с ухмыляющейся Люлей. И на душе неприятный осадок – стыдно.

Вообще странно, конечно, что я так испугалась родного отца. Он никогда не был сторонником физических наказаний, срывался очень редко, но и тогда лишь сильно кричал и делал злое лицо (пугалась только бабушка, которая обзывала его маньяком). Обычно все заканчивалось лишением меня смартфона на две недели (взамен выдавался кнопочный телефон, старенький).

Вот так, испорченный паркет волновал меня гораздо больше, чем непонятно как проявившийся дух прапрадеда. Про деда-то мало что было известно, а про паркет родители хвастались, что он из ценного дерева и не менялся со времен заселения, хотя кое-где рассохся и покоробился, да и скрипел неимоверно под ногами. Конечно, тетя Люля беспечно отмахнулась и велела мне не заморачиваться, но я-то отлично знала, кого вздуют за эти восковые пятна.

Поэтому утром я первым делом с помощью канцелярского ножа отскребла, как сумела, все следы нашего неудачного, как мне тогда казалось, спиритического сеанса. Если приглядеться и точно знать, куда смотреть, то кое-где воск все же остался. Но в целом результат меня удовлетворил. А по царапинам от ножа я старательно прошлась ластиком, так что теперь оттертые паркетины выделялись своей подозрительной чистотой.

Чтобы скрыть этот слишком сияющий паркетный островок, пришлось даже помыть пол в родительской комнате, к сильному удивлению бабушки, заставшей меня за этим занятием. Была бы здесь мама, непременно заставила бы вымыть полы во всей квартире, раз уж начала. Но бабушка никогда меня не заставляла ничего по дому делать. Она своих-то дочерей не могла как следует приструнить.

Бабушка только спросила, не прокрадывалась ли я сейчас к ней в комнату, и добавила, что она действительно испугалась и больше не надо так.

Но я не прокрадывалась.

Люля, проснувшись, как всегда, ближе к полудню, пришла посмотреть на мои труды и со свойственной ей язвительностью оценила их на четверочку с минусом. Мне сразу захотелось ее чем-нибудь пристукнуть.

Целый день бабушка упрекала меня за дурацкие шуточки. Будто бы я крадусь за ней едва слышно, а потом прячусь. С трудом мне удалось убедить ее, что у меня есть занятия поинтереснее, чем ходить за ней следом и пугать ее, как малый ребенок.

Пользуясь отсутствием моих родителей, Люля пригласила к себе очередного «постоянного» своего поклонника. Не то чтобы мои папа с мамой как-то мешали ей устраивать личную жизнь, разве что иногда беззлобно шутили над ее ухажерами, но тетя Юля все равно предпочитала принимать гостей без лишних родственников в квартире. Я так и не могла понять, чего она стеснялась сильнее – показывать обожателям сестру с зятем или показывать нам своих обожателей.