Игорь Малышев - Театральная сказка

– Когда ты так делаешь, мне становится легче, – сказала она.

– Переодеваться и на сцену, – коротко бросил Альберт, заглянув в часовую.

Перед спектаклем Мыш с ужасом представлял, что будет, если в зале снова появятся незваные гости, но, по счастью, обошлось. Мальчик тешил себя мыслью, что демонов напугала их ночная атака и теперь они не решатся явиться сюда снова.

Ветка едва могла стоять на ногах, но добросовестно отыграла свою роль.

Она добралась до костра Гнома за сценой и опустилась возле него без сил.

– Наконец-то, – со вздохом сказала девочка.

Мыш укрыл её своей курткой, сел рядом, стал гладить по плечу и глядеть в огонь.

Гном, лёжа на спине, курил трубку, выпускал колечки дыма, думал о чём-то своём, хмурился.

Костёр угасал. Угли дышали жаром, переливались, вспыхивали последними лоскутами огня, темнели. Всё двигалось, шуршало и потрескивало, словно некий муравейник жил своей жизнью.

Гном выколотил трубочку, спрятал в карман на груди. Взгляд его скользнул по Ветке и задержался. Мыш непроизвольно проследил его направление и замер.

Голова девочки была облеплена десятками мелких, излучавших тихое голубоватое сияние, бабочек.

– Что это? – шёпотом спросил Мыш у Гнома.

– Это боль, – ответил тот. – Так она выглядит, мальчик.

Мыш принялся собирать бабочек с головы Ветки и откидывать их в сторону. Насекомые упорно возвращались обратно.

– Ну, ладно же! – разозлился Мыш и стал кидать мотыльков в огонь.

Он работал очень проворно, но насекомые оказались ещё шустрее. Они как ни в чём не бывало взлетали со вспыхивающих огненными языками углей, возвращались на голову девочки и замирали там, источая тихое голубоватое сияние.

Лицо Ветки в их свете казалось мертвенно-бледным и походило на мраморное.

Гном заметил лихорадочную активность Мыша и негромко посоветовал:

– Не надо. Не поможет.

– А что поможет?

– Подумай.

Мальчик замер, глядя на лицо подруги, в каждой чёрточке которого проступали боль и терпение.

– О чём «подумай»? – почти с отчаянием прошептал он. – Ей больно, а ты загадки загадываешь.

Гном посмотрел на Мыша поверх костра.

– Возьми бабочку и посади себе на ладонь.

Гном закрыл глаза и замолчал.

Мыш взял одно насекомое, посадил себе на руку. Букашка некоторое время сидела неподвижно, а потом быстро юркнула под рукав его рубашки. Мальчик почувствовал, как маленькие и острые, как иголочки, лапки пробежали по плечу, шмыгнули по шее и замерли где-то на затылке. И тут же в голове его будто треснул лёгкий электрический разряд. Короткая боль прошила затылок. Мыш втянул в себя воздух.

Гном открыл один глаз, глянул на мальчика.

Следующую бабочку Мыш посадил сразу на лоб, та шмыгнула в волосы и замерла где-то в районе макушки. В голове щёлкнул новый разряд.

И так, одна за другой, все бабочки-светлячки перекочевали к Мышу. Сияние вокруг головы Ветки исчезло. Она вздохнула с облегчением.

– Фух, наконец-то отпустило.

Села, глядя в затухающий костёр.

– Мышик, это был какой-то кошмар, – покачала головой. – Меня никогда так жёстко не накрывало.

Подняла на него глаза с опустившимися от усталости уголками век, увидела бабочек и сияние вокруг головы мальчика. Мыш глядел на неё, будто сквозь колеблющуюся воду.

– Это что ещё такое? – удивилась она.

– Так выглядит боль, девочка, – не открывая глаз, терпеливо повторил Гном.

– Тебе больно? – подалась к Мышу Ветка.

– Не… Так, ерунда, – Мыш попытался улыбнуться.

– Что это за бабочки? – спросила она и, не дождавшись ответа от Мыша, повернулась к Гному.

– Я же сказал, это боль. Так она выглядит – живая и светится.

– Ему очень больно, Гном?

– Да, примерно как тебе перед этим. Это же твоя боль.

И тут она, безо всякой подсказки, прижалась лбом ко лбу мальчика. Обняла за затылок, сжала руками. Мыш пытался оттолкнуть её, но был настолько слаб, что не смог, и просто положил ладони на плечи Ветке.

Осторожно, одна за другой бабочки потекли обратно к Ветке.

– Если пополам, то не так больно, – сказала она. – Сейчас станет легче, держись, старичок.

И Мышу действительно стало легче. Он вздохнул чуть свободнее:

– Спасибо.

Гном, приоткрыв глаза, смотрел на них. Поднялся, подбросил в костёр дров.

– Мои милые-милые дети… – пробормотал, садясь рядом с ними. – Что ж, возьмите и меня в компанию.

Снял колпак, обнял обоих, прижался к их головам. Голубое сияние потекло на его поредевшую седую шевелюру.