Диана Джонс - Рыцарь на золотом коне

Анна кивнула и вышла на платформу. Сэм с Эдом переглянулись и потянулись следом: они явно подумывали, не стоит ли вернуться и избавить Тома от Полли, но ведь это было бы неловко, стыдно и тягостно. Они скрылись из виду, а Том потянулся за виолончелью.

– А ты не можешь взять и не пойти? – спросила Полли.

– Тогда за мной придут, – ответил Том. – Не хотелось бы. Выходим.

Они с Полли выбрались на залитую солнцем пустую платформу. Казалось, здесь нет ни души. Они прошли по платформе, потом гулко протопали по деревянному полу кассового зала. Снаружи тянулась длинная улица, обсаженная с обеих сторон каштанами, с которых тихо облетали большие оранжевые разлапистые листья и падали на Анну, Эда и Сэма, шагавших в отдалении. Над деревьями в синем небе висела белая плоская луна.

– Не надо было тебе садиться в поезд, – проговорил Том, когда они двинулись по улице. – Я бы посоветовал тебе вернуться, но, по-моему, отсюда лишь один выход – вперед.

– Понимаю, ты не хочешь, чтобы я видела… – начала Полли.

– Не хочу, – кивнул Том. – И не только. Ты не понимаешь… от тебя уже ничего не зависит.

– Зависит, – возразила Полли. – Я должна держать тебя и не отпускать.

Том вздохнул.

– Я же говорю: не понимаешь. Ты так и делала пять лет, а потом перестала. Не по своей вине, конечно.

Разлапистый лист упал на виолончельный футляр и соскользнул на землю. Полли поежилась.

– В общем, – добавил Том, – я рад случаю извиниться.

– Извиниться? – удивилась Полли. – Я думала, все наоборот…

– Ну, значит, извинения взаимны, – сказал Том.

– За Мэри Филдс? – уточнила Полли.

Том пожал плечами:

– За нее, пожалуй, тоже. Отчасти я так пытался уберечь тебя. Бедняга Мэри. Я ее уже больше года не видел.

Они шли и шли, и листья порхали в воздухе и ложились на мостовую. Полли уныло размышляла, как теперь быть. Зато бессмысленная радость ее больше не беспокоила. Если учесть, что Том сейчас не в себе – и это понятно и естественно, – ничего, собственно, не изменилось.

– Тогда зачем ты опять пытаешься заткнуть мне рот? – спросила она. – Да-да. И всегда пытался.

– А что мне еще делать? – вспылил Том. – Я был вынужден общаться с тобой и слать тебе разные разности, поскольку ты была моим единственным спасением, но если я так поступал, это не значит, будто мне это нравилось, особенно когда Мортон обо всем пронюхал! И после этого я заключил с Лаурелью договор, ведь надо было отвести от тебя удар…

– Можешь мне не рассказывать, – поморщилась Полли. – А я только что вынудила тебя его нарушить. Я же просила тебя: не надо меня оберегать, я не прекрасная дама! Много лет назад.

– А еще ты просила меня не всегда с тобой соглашаться! – указал Том.

Тут Полли взвилась и хотела напуститься на него, но обнаружила, что они уже прошли улицу до конца. Улица упиралась в открытые ворота между двух каменных колонн. На каждой колонне было высечено: «Хансдон-хаус».

– Похоже, этак мы никуда не придем, – сухо заметила Полли. – То есть окажемся в Нигде.

– А ты на что рассчитывала?

Том положил футляр на землю перед воротами и прислонился к левой колонне. «Ясное дело, – подумала Полли, – внутрь-то ему не хочется».

– Давай не будем больше препираться, – попросил он. – Мне совсем недолго осталось. – И протянул Полли руку.

Полли рванулась к нему, едва не споткнулась о виолончель – и упала ему на грудь. Они обхватили друг друга. Том был плотнее и жестче, чем думала Полли, и теплее, а если и неуклюжий, то совсем чуть-чуть. Он запустил обе руки в мокрые волосы Полли и поцеловал ее в глаза, а потом в губы.

– Всегда обожал твои волосы, – шепнул он. – Знаю, – ответила Полли.

Так они и стояли, сплетясь, пока до Полли не донесся нежный, медовый, звенящий голос Лаурели.

– Том! – звал он откуда-то издалека, все настойчивее и настойчивее. – Том!

Делать вид, будто не слышишь его, стало нельзя. Том и Полли со вздохом отпустили друг друга. Том снова взялся за футляр, и они бок о бок прошли по тенистой подъездной аллее в сад, откуда слышался голос Лаурели. У Полли голова шла кругом от горькой радости. Можно сказать, игра стоила свеч, думала Полли, только вот все зря…

На первый взгляд казалось, будто в саду царит осень. Деревья недвижно стояли в пышном уборе – ржаво-коричневые, медно-зеленые, оливково-серебряные, густо-желтые с переливами в лиловый и темный красно-розовый. Но жарко было, будто летом. От волос Полли и куртки Тома повалил пар. В голубом небе над головой сновали ласточки, пчелы набились в розовые кусты, цветущие по одну сторону от дорожки, – розы были не белые, как помнилось Полли, а густо-красные, бронзовые, слепяще-розовые. И вообще сад стал другим. Лужайка теперь спускалась от самого дома до пустого бетонного пруда, который сейчас было видно целиком, а по сторонам от него росли шестифутовые болиголовы. Да и пустым он больше не был. Он мерцал по всей поверхности, которой вроде бы и не было. А от поверхности к небу сочилась бесцветная зыбь – словно рябь по воде или горячий воздух, и за ней расплывались и болиголовы, и деревья, мимо которых шли Том и Полли. Смотреть на эту зыбь Полли не могла.