Виталий Вавикин - Пятая планета

– Это были не первородные. Это был Амма – их коллективный разум, то, во что они превратились. И те восемь душ, восемь хижин – его дети. И все что было там вокруг – это очень сложная машина, которую создал Амма, которая служит его целям, его замыслам, которые не имеют никакого отношения, если не считать, что мы питаем эту машину своей энергией.

– Ты хочешь сказать, что легенды ожили?

– Я хочу сказать, что Вселенная хранит в себе слишком много секретов, чтобы пытаться узнать их все, но прикоснуться к некоторым нам иногда удается.

– Я думаю, что ты просто сошел с ума, – Ромул заставил себя улыбнуться. – Если хочешь убедить меня пойти с тобой, то придется сказать что-то более важное, чем эти сказки и домыслы, – Ромул снова начал думать о том, что было бы неплохо сбежать. Вот только бы знать куда. Куда сбежать сейчас в этом карнавале? Куда сбежать после на этой планете? Куда сбежать в этом мире? Сбежать так, чтобы никто не нашел. Толпа вытолкнула их с тротуара, к краю широкой, залитой ярким светом дороге, по которой маршировали слепые монахи. Десятки мужчин и женщин, добровольно лишивших себя зрения во имя веры, во имя отречения от суетности материального мира, чтобы иметь возможность быть ближе к первородным, ближе к их свету, к энергии.

– Вот оно – лицо твоего бога, – сказал мастер, указывая на эти стройные ряды. – Солдаты в рясах, судьба которых предрешена еще в утробе матери.

– Они созданы, чтобы нести свет, – возразил Ромул.

– Они созданы, чтобы нести смерть, когда настанет время, – сказал ему учитель. – Вспомни своих родителей. Вспомни, кто пришел за ними, когда пробило время.

– За ними пришли монахи.

– И кому они служат? Разве они лишили себя глаз не во имя Аммы, не во имя того, кем стали номмо?

– Амма любит нас.

– Амма любит свои догмы, а твоя вера, это еще одна догма. Ему дороги лишь свои машины и механизмы. Свои дети. Не мы. Понимаешь?

– Ты говоришь, как богохульник, учитель.

– Я говорю как человек, которому не по душе роль агнца, – мастер По запрокинул голову, вглядываясь в небо. – Твоя роль агнца, Ромул, – капюшон упал с его головы, обнажая уродство, но он не обратил на это внимания. Высоко вверху летели большие белые птицы, на которых фокусировался электронный глаз мастера.

– Смотрите, это пилигримы! – оживилась толпа.

– Они знают, что есть другие миры и другие боги, – сказал мастер своему ученику.

– Я тоже знаю, – сказал Ромул.

– Тогда нам пора лететь.

– А если я откажусь?

– Ты не можешь, ты… – толпа охнула, увидев, как один из пилигримов камнем упал с небес на землю. Монахи остановились. Один из них, один из этих людей без глаз, наклонился к пилигриму. Птица вздрогнула.

– Небо, – сказал ей монах. – Вспомни о небе, – он коснулся ее окровавленной головы. Пилигрим забился в агонии. Но эти судороги не несли смерть. Взмахивая крыльями, пилигрим пытался взлететь. – Помни о небе! Помни о небе! – зашептал маннах. И птица взлетела. Сначала слабо. Казалось, что вот-вот она упадет. Потом более энергично размахивая своими огромными крыльями, пилигрим устремился вслед за сородичами. – Амма любит нас, – сказал монах собравшимся толпам.

– Амма любит нас, – повторил Ромул, глядя на своего учителя.

– Догмы, – сказал ему учитель. – Если птица забыла о небе, это уже не птица.

– Ты не хочешь видеть очевидного.

– Я не хочу видеть того, что Амма хочет, чтобы я видел, – мастер надел спавший с головы капюшон, спрятав свое уродство. Толпа снова загудела, понесла их дальше, вперед, на площадь, в центре которой была установлена сцена. На сцене две девушки разыгрывали какое-то действо. Одну из них Ромул знал. Ее звали Тратна. Когда-то давно он учился вместе с ней. Учился до тех пор, пока его родителей не назвали предателями. Тратна была хорошим студентом. Очень талантливым. Почти таким же, как и Найдо, до того, как она последовала следом за изгнанным из Роха Ромулом на невежественную и еще слишком молодую Андеру. Сложись обстоятельства чуть по-другому, и на месте Тратны могла быть Найдо. На этой сцене, в центре этого праздника. Ромул почувствовал укол совести. Сколько всего он отнял у Найдо? Скольких счастливых моментов лишил, позволив ей любить себя? Девушки на сцене громко рассмеялись. Ромул прислушался, пытаясь понять смысл представления. Тратна увлеченно рассказывала сплетни Андеры, высмеивая ее жителей и нравы, а вторая девушка делилась с ней секретами древних знаний. «Женщины всегда остаются женщинами», – подумал Ромул, считая, что это только начало представления и отнюдь не главный смысл. Стая пилигримов спикировала с неба и уселась на краю сцены, не обращая внимания на загудевшую толпу. Для этих птиц не существовало запретов и дверей. Даже подпространство не могло сдержать их, позволяя путешествовать сквозь себя по всем известным планетам. Амма лишил их амбиций, превратив в вечных странников. Четыре священных города, избранных богом, четыре великих планеты и каждая была для них домом, и в каждой они были чужаками.