Лилит Сэйнткроу - Возвращение мертвеца

Только я?

Взявшись обеими руками за меч, я занесла его над головой. Собралась с силами, готовясь нанести удар.

– Все кончено, – прошептала я. – Покойся с миром, Келлерман Лурдес.

Сколько раз я, сидя у постели умирающего, произносила эти слова, от которых во рту появлялся горький привкус смерти. Работа некроманта – утешать умирающего, позволяя его душе легко и мирно перейти в царство смерти. И – что случалось не так уж редко – следить, чтобы она не вернулась назад.

«Его следует проводить с честью или, что еще важнее, с состраданием. Впрочем, жалость – не самое главное твое достоинство, Данио-сан», – прошептал мне в ухо голос Йедо, прорвавшись в мое кровавое настоящее, как водный поток медленно, но упорно пробивает себе путь в забитой грязью канаве.

Сострадание, жалость? К кому? К Лурдесу, или ко мне, или к нам обоим? Или ко всем душам, загубленным в «Риггер-холле»?

Значит, ко всем. К Роанне, к Эрану Хелму, к Долорес. К Кристабель, оставившей пометки в школьном журнале. Почему она это сделала? Что это было – проявление взрослого высокомерия или зарождающееся предчувствие? Она ли преследовала меня, или же ее голосом вещал иной разум, какое это теперь имеет значение? Милосердие – вот что важнее всего. Милость ко всем, кто остался жив, к Эдди и Полиамур.

К ним всем и ко мне.

И больше всего – к нему, невидимому ребенку, который бросился защищать всех нас, как в свое время бросился защищать меня Джейс. Все, теперь по счетам уплачено, остался один, последний, – с низким гудением меч описал в воздухе дугу, и круг замкнулся.

Лурдес закрыл глаза. И вдруг резко их открыл; в его глазах появился холодный голубой свет. На меня смотрел Мирович.

«Жалость – не самое главное твое достоинство, Данио-сан».

Верно, сказала я себе. Боги свидетели, я этого не забуду. Ради них. Ради всех детей.

Я снова взмахнула мечом. Это был великолепный удар – я вложила в него все силы. Мое ка издало вопль, короткий и резкий, как крик сокола или боевой клич уличного кота. Хлынула кровь; она била фонтаном вверх – это была кровь из артерии. Джафримель быстро оттащил меня назад, когда из шеи Лурдеса взметнулась мощная струя. Меч запел, завизжал, отбрасывая искры, металл словно ожил – по нему побежали бело-голубые молнии. Кровь лилась ручьем, но клинок оставался чистым и сияющим; я не помню, как убрала его в ножны; наверное, он сделал это сам.

Пронзительно вопя, Мирович отчаянно боролся за жизнь, его ка лихорадочно кидалось во все стороны в поисках чего-нибудь, за что можно было бы ухватиться, чтобы остаться жить; эктоплазма горела и покрывалась пузырями. Я стояла, вцепившись в плечо Джафримеля. Он по-прежнему не задавал мне вопросов, лишь молча смотрел и ждал, когда иссякнет река крови и эктоплазмы. В воздухе противно запахло блевотиной.

– Джафримель, – твердо сказала я. – Сожги его. Пожалуйста. Сожги дотла.

Просить дважды не пришлось. Падший демон поднял руку, из которой вылетело яркое пламя. Сначала оно, словно красная жидкость, сползло на забрызганный кровью пол, где сразу с шипением начали выгорать брызги крови. В воздухе поплыл сладковатый запах, словно кто-то жарил свинину. На темных стенах столовой заплясали, извиваясь, черные тени. Стало невыносимо жарко; от жара начал скручиваться и чернеть линолеум, краска на потолке покрылась пузырями, которые лопались один за другим.

Наконец огонь начал понемногу ослабевать. Я уткнулась лицом в плечо демона.

– Сейчас ты исчезнешь, – глухо сказала я. – Прошу, побудь со мной хотя бы одну минуту, пожалуйста, только одну минутку, секунду…

– Данте, – сказал он и нежно погладил меня по волосам. – Я услышал твой зов. И попытался тебе ответить.

– Пожалуйста, хоть несколько секунд, – шептала я, уткнувшись в его пальто.

Джафримель обнял меня за плечи. Я глубоко вдыхала запах корицы и амбрного мускуса, этот смертельно опасный, нематериальный аромат демонов. Я наполняла им легкие, словно живительным воздухом.

– Побудь со мной, прежде чем я сотру в порошок это проклятое место.

– Успокойся, – ответил Джафримель. – Я здесь, я всегда был рядом с тобой. Я же говорил тебе: ты не бросишь меня в одиночестве скитаться по земле.

Я закрыла глаза. Внезапно в ногах появилась слабость. Мировича больше нет, Келлермана Лурдеса больше нет. Джейса больше нет. Круг замкнулся.

Окончательно потеряв силы, я начала падать, но Джафримель подхватил меня на руки, что-то шепча мне в ухо. И тогда я начала плакать. Рыдания сотрясали меня так, словно мое тело рвал зубами хищный зверь. Я плакала, лежа на руках демона, в столовой, где в воздухе плавал кровавый дым, где повсюду лежали хлопья пепла, оставшиеся от того, кто когда-то был Келлерманом Лурдесом; из разбитых окон в комнату врывался холодный ветер, он подхватывал пепел, и тот кружился в воздухе. Я плакала до тех пор, пока не обессилела, а потом впала в тяжелое забытье, прерываемое лишь тихим голосом Джафримеля, который что-то шептал мне, унося прочь от места побоища и смерти, – после того как бушующее пламя и демон стерли с лица земли царство кошмаров и ужаса под названием «Риггер-холл».