Лилит Сэйнткроу - Возвращение мертвеца

Внезапно одно из заколоченных окон с треском распахнулось. За ним другое. Третье. На пол посыпались щепки.

Тишина. Итак, все будет кончено здесь.

«Вы верите в судьбу, Данте Валентайн?»

Я жадно хватала ртом воздух, шрамы на спине ожили и обожгли болью. Клеймо на ягодице заболело сначала слабо, потом сильнее, сильнее, и вот уже я едва не ору от боли. От кармана шел легкий дымок. Я ждала.

Дверь, ведущая в столовую, заскрипела, начала медленно открываться и вдруг с грохотом распахнулась, сорвавшись с петель. И в столовую, неуклюже ступая, ввалился Келлерман Лурдес.

Увидев его так близко, я вспомнила, каким он был в школе – долговязый, неуклюжий, прыщавый скинлин, который всегда держался в стороне, что бы ни происходило. О нем в «Риггере» никогда не шептались по углам и не сплетничали. Его попросту не замечали. Он был человеком-невидимкой.

Глядя на него, я начинала все понимать. Войдя в комнату, Келлер уставился на меня мертвыми темными глазами, в которых вспыхивали колючие голубые искорки; его пухлые отвислые щеки слегка подрагивали.

– Значит, ты уже тогда был пожирателем, – прошептала я, словно вновь стала четырнадцатилетней девчонкой.

Маленькой напуганной девчонкой.

Так вот почему он казался невидимым; вот почему смог подобраться к Мировичу в ту роковую ночь, когда с ним пришли Полиамур и Долорес. Келлер скрывал, что стал пожирателем; и в самом деле – если ты психический вампир, не станешь же ты орать об этом на каждом углу! Нет, пожиратели делали все, чтобы казаться невидимыми, особенно для детей; именно это и делало их смертельно опасными. В какой-нибудь нормальной школе Гегемонии его бы осмотрели, выявили болезнь и подвергли лечению, иначе говоря, спасли, после чего он вернулся бы к жизни нормального, здорового псиона. Но в королевстве Мировича все оставили как есть… и Келлер воспользовался своим состоянием, чтобы убить Мировича, вызвав себе на подмогу еще несколько учеников, а возможно, он вобрал смерть директора в свою психику, навеки превратив себя в пожирателя – или, хуже того, в мула, который тащит пожирателя. В физическое тело, которое везет на себе ка погибшего директора.

Келлер уставился на меня; его лицо было неподвижно, словно деревянная маска. Затем в его глазах что-то сверкнуло – сначала в самой глубине, потом ближе, ближе, и вдруг он заговорил.

– Ты… не… одна… из… них. – Склонив голову набок, он шевелил губами, пытаясь справиться со своим голосом. – Ухо… ди. Уходи… отсюда… Я не могу… удержать…

– Он оседлал тебя, – громко сказала я. – Превратил в раба. Но ведь ты сдерживал его целых десять лет.

Было приятно сознавать, что моя догадка оказалась верной, хотя мне и было немного стыдно оттого, какой дурой я была все это время. Теперь же все стало ясно как день.

– Я не могу… – выдавил из себя Келлерман Лурдес, пуская слюни. Его тело выгнулось в одну сторону, потом в другую, словно внутри его шла жестокая борьба. – Я не могу его удерживать. Больше не могу… ты… беги.

Внезапно его голова дернулась вперед, как у змеи, когда она атакует. Наконечник, который я держала в руке, жег мне пальцы ледяным холодом, но я продолжала его сжимать. И ждала.

От глифов, которые я начертила на полу, начал струиться голубой свет. Из кармана моего пальто выпало последнее серебряное ожерелье, сумев прожечь дырку даже в особо прочной кевларовой ткани. Извиваясь, словно живое существо, ожерелье упало на пол; послышался странный мелодичный звон.

Магические круги начали потрескивать. Голубой свет вспыхнул, словно молния, и тогда я увидела, как задергалось тело Келлермана Лурдеса, когда из его рта, носа, глаз и ушей полезла дымящаяся эктоплазма. Я резко отпрянула назад, но ка Мировича стремительно рванулось ко мне, стараясь достать меня своими когтистыми лапами. Но это был уже не Мирович, сутулый директор-пожиратель, любитель поизмываться над детьми.

Это было его ка, превратившееся в огромного монстра. Внезапно из глаз ребенка выглянул Мирович с когтями, клыками и жуткими, мертвенно-белесыми глазами гоблина, порождения детских кошмаров.

Не помня себя от ужаса, я завопила и бросилась бежать, забыв о своем мече. Магические круги взорвались, и в спину мне ударил такой разряд, что я покатилась по земле, кашляя и задыхаясь; я все еще визжала, когда директор запустил в меня когти и вспорол мне живот до самых ребер. Хлынула черная кровь демоницы, тело свело судорогой, и тогда Мирович нырнул в мой широко открытый рот, наглухо забив мне горло дымящейся вязкой эктоплазмой.