То, что происходило дальше, было под стать началу. Шляпа на Церемонии Выбора едва не отправила мелкого в подземелья к змеям. Когда надо, тот соображал быстро, а потому мигом представив, во что превратится жизнь Гарри Поттера, попади он в Слизерин, и придя от этой мысли в натуральный ужас, Воробей потратил минут пять, а то и десять, уговаривая не отправлять его на Салазаров факультет. Гриффиндор ему тоже особо не нравился, но пришлось согласиться за неимением иного выхода. Ну а на факультете лихих и почти-безголовых к нему намертво прилепился Рон Уизли, которого сам Воробей буквально через месяц стал про себя называть не иначе как Провокатор: восемь из десяти стычек Гарри со слизеринцами происходили по его вине. Рыжий совершенно не умел сдерживаться, ляпал языком, не задумываясь о последствиях, намеки не замечал вообще в принципе. Именно эти его сомнительные достоинства и привели к появлению в их чисто мужской компании Носорожки, в миру Гермионы Грейнджер, получившую свое прозвище за потрясающее чувство такта, упорство и настойчивость. Воробей назвал ее другом после приключений в канун Дня Всех Святых. Хотя, зная птаха, рискну предположить, что даже если бы и не случилось тролля, то эта девчонка все равно бы оказалась в друзьях у Мальчика-Который-Выжил: она была уж слишком хорошей кандидатурой для сдерживающего фактора для Рона, а ее мания читать все, что под руку в библиотеке попало, а после — поучать, была отличной ширмой для странной (для Гарри Поттера из магловского чулана) осведомленности Воробья о некоторых вещах. Мелкий отчего-то совсем не стремился показать истинный уровень своих знаний и способностей. Его абсолютно устраивало, что все считали, что хорошие оценки Поттер получает, списывая у Грейнджер.
И Провокатор, и Носорожка были бы сильно — и неприятно — удивлены, если бы узнали, что Поттер считал их скорее своими приятелями, чем друзьями. А другом — рохлю и мямлю Невилла Лонгботтома, того самого мальчика с жабой. Во-первых, Воробей знал его историю — именно родителей Невилла Тварь запытала до безумия, за что и угодила в Азкабан — и искренне ему сочувствовал. Во-вторых, Невилл был чем-то похож на самого Воробья до встречи со мной: такой же застенчивый, неуклюжий, не уверенный в себе и плохо сходящийся с людьми, каким был Гарри. А еще над ним так же измывались, как и над мелким когда-то кузен и его дружки. Этого птах так просто оставить не мог — и пухлощекому Невиллу было показано, как можно без палочки постоять за себя (уроки явно пошли впрок: к концу года «рохля» Невилл подрался снова и попал в Больничное крыло уже вместе со своими обидчиками). К тому же, Лонгботтом не навязывался, как Рон, и единственный из всех гриффиндорцев вспомнил, что для Поттера Хэллоуин — дата гибели родителей. Другим человеком, выразившим — хоть и в весьма своеобразной форме — соболезнования Воробью, был, как ни странно, Драко Малфой. А вот «друзья» об этом даже и не вспомнили. Чудненько, правда?
Я определенно сильно ошибалась, считая, что в школе с ребенком ничего опаснее драки или взрыва котла не случится. Случилось, и неоднократно: детеныш цербера (успели сбежать и закрыть дверь, молодцы какие!), горный тролль (был обезврежен сначала вспышкой яркого света по глазам, а потом собственной дубинкой по башке), темномагический артефакт (зеркало Еиналеж, они б еще дементора в школу приволокли!), свежевылупившийся детеныш дракона (отправили в питомник, жаль нельзя было отправить мне), ночная прогулка по Запретному лесу в качестве отработки (без комментариев) и встреча там с убийцей единорогов (успели убежать, хвала Святому Патрику), ну и на сладкое, так сказать, полоса препятствий, философский камень и профессор ЗОТИ со спутником. Damnú orm, да всего этого не должно было вообще быть в месте, полном маленьких детей! (п/а: ирл. Чтоб меня! Проклятие!)
Из Хогвартся мелкий приехал хмурым, нервным, взъерошенным, с поцарапанной моськой — как пить дать воробей после серьезной драки. Увидев его на вокзале — не могла же я не проверить, встретили ли Дурсли Гарри — я поразилась: птах уезжал полный надежды и радостного предвкушения, а вернулся мрачным и каким-то дерганным, будто его тискали весь этот год как плюшевого мишку. У мальчишки ощутимо испортился характер, он стал гораздо злее, чем был. К примеру, когда опекуны заперли все его вещи в чулане, а сову — в клетке, не разрешая даже выполнять домашнее задание, не говоря уж о переписке с друзьями, он, потратив три дня на уговоры и получив категорический отказ, за месяц довел их до нервного срыва: у всей семьи начиналась истерика от любого, даже самого невинного, упоминания чего-либо, связанного с магией. Домашние задания он, кстати, так и не успел сделать, пока находился в Суррее... Кажется, в моем птахе солнечном тоже начинало просыпаться его собственное чудовище, и он не собирался его усмирять. Добром бы это однажды не кончилось, да и не послушался бы меня тогда этот упрямец. Поэтому, честно предупредив, что он может перегнуть палку и нарваться на неприятности, я ушла в сторону: если уж Воробей предпочитал учиться исключительно на собственных ошибках, то пусть набивает шишки. В небольших дозах это полезно, а уж я смогу проследить, чтобы он не расшиб себе лоб. Однако полубезумный домовой эльф спутал мне все мои педагогические планы.
Читать дальше