Фред Саберхаген: Первая книга мечей

Просто так проскочить мимо такой важной персоны было бы невежливо, поэтому Мала остановилась в шаге от высвеченной луной дорожки и вежливо спросила:

— Добрый господин, не будете ли вы столь любезны сообщить, где я могу найти кузнеца Джорда? — Она старалась быть в меру учтивой и по возможности скрыть свое нетерпение.

Но мужчина не ответил. Он только бросил в ее сторону странный взгляд: словно то ли не расслышал, то ли недопонял ее просьбы. Однако стоило ему повернуться к ней, девушка заметила на его лице величайшую скорбь… Или боль.

И все же она решилась заговорить снова:

— Я ищу Джорда. Кузнеца. Мы с ним… Мы должны были пожениться.

На мрачном лице незнакомца появился оттенок понимания.

— Джорд? Он пока еще дышит, дитятко. А мой сын — увы — уже нет. Но оба они здесь.

Мала шагнула за портьеру и в первый раз за свои семнадцать лет увидела столько людей одновременно. Ей показалось, что в залу ратуши набилось человек сорок, если не больше. Но зала была настолько велика, что, даже несмотря на такую толпу, в середине ее еще оставалось обширное свободное пространство для пяти покрытых черным гробов, освещенных лишь установленными в изголовье и в изножье свечами. В них лежали обернутые в саваны мужчины. Но погребальные одеяния не могли полностью скрыть их жестокие увечья и раны.

В ногах центрального гроба стояло кресло. И в нем восседал Джорд. У Малы при виде его перехватило дыхание; теперь она окончательно убедилась, что все, что ей рассказали дома, не было ни преувеличением, ни ложью: правая рука ее нареченного была отрублена почти у самого плеча. Короткий обрубок был забинтован чистым полотном, на белизне которого особенно ярко горели проступившие кровавые пятна. Его заросшее щетиной, осунувшееся лицо выглядело лет на десять старше. Мале даже показалось на секунду, что это не Джорд, а его отец. Он угрюмо смотрел в пол, но словно не видел ни его, ни величаво ступающих в шаге от него танцующих. Деревенские женщины, повинуясь доносившемуся из глубины залы глухому рокоту барабана, с плавной торжественностью вели вокруг гробов и кресла, в котором сидел Джорд, нескончаемый погребальный хоровод.

А за пределами круга остальные участники панихиды (их действительно было около сорока) разговаривали, рыдали, шутили, сплетничали, молились, ели и пили — короче, каждый вел себя, как считал нужным. В углу жрец Эрдне в белом одеянии утешал бившуюся в истерике женщину — ее отчаянные крики разносились по всей зале, перекрывая и музыку, и гул голосов. Судя по одежде, большинство из присутствующих были местными, деревенскими (Мале так и сказали дома, что все погибшие отсюда, из родной деревни Джорда). Девушка даже разглядела несколько знакомых по прежним приездам (для знакомства с родней Джорда) лиц. Но остальных она не знала, а несколько человек даже были одеты как-то странно, словно приехали издалека.

Мала все еще стояла в дверном проеме — ее сил хватало пока только на то, чтобы шепотом возносить Эрдне благодарственную молитву: Джорд был жив! Но даже несмотря на облегчение от того, что ее нареченный избежал смерти, сердце девушки тревожно сжималось — слишком сильно, слишком страшно он изменился… И изменился прежде, чем она успела познать его в молодости, здоровье и силе. Пытаясь отогнать беспокойные мысли, она решительно шагнула в залу, чтобы пробиться к Джорду, но толпа отбросила ее назад к дверям.

На миг весь мир словно застыл. Но Мала подумала, что, скорее всего, ей это показалось — ведь она не привыкла к таким большим сборищам. Девушка встревоженно огляделась — однако все снова пошло по-прежнему: каждый продолжал заниматься тем же, чем и секунду назад. Но именно в эту странную паузу портьера за спиной Малы, повинуясь чьей-то руке, дрогнула и раскрылась. Услышать ее шорох сквозь музыку, разговоры и рыдания она не могла, но отчетливо почувствовала спиной порыв ледяного ветра с гор.

А в следующий момент на ее плечо легла мужская рука — ни вкрадчиво, ни грубо, а так, будто имела на это право: так мог бы утешить ее отец или дядя. Но этот человек не был ни тем, ни другим. Его лицо закрывала маска из чего-то похожего на хорошо выделанную черную кожу. Мала вздрогнула от испуга, но тут же пришла в себя: она уже не раз видела подобные маски — на других похоронах и панихидах. Их носили потому, что открытое появление на похоронах врага союзного клана могло обострить отношения между деревнями настолько, что это могло повлечь за собой любые последствия — от расторжения союза с прежними друзьями вплоть до объявления войны. Однако стоило нежеланному для кого-то гостю закрыть лицо, как он получал полное право находиться на оплакивании — его враги его словно не замечали (даже если прекрасно знали, кто скрывается под маской).