Кейт Форсит - Бездонные пещеры

Страницы были заполнены убористым бисерным почерком Мегэн. Буквы жались друг другу, часто заходя одна на другую, и Изабо нетерпеливо вздохнула, но как только она начала читать, складка между ее бровями разгладилась, и она полностью погрузилась в чтение. Книга рассказывала историю ее жизни, с того дня, когда Мегэн обнаружила новорожденную малышку в узловатых корнях дерева, служившего ей домом, до принятия Изабо в Шабаш в прошлом году. Изабо часто смеялась вслух, вспоминая свои проступки и детские глупости, а время от времени ее глаза наполнялись слезами. Один раз ей даже пришлось отложить книгу, с трудом проглотив тугой комок горя и сожаления, бессмысленного желания, чтобы все могло быть по-другому.

Когда она закончила, солнце уже садилось за холм, и рощу пересекали длинные тени. Изабо завернула книгу и положила ее обратно в сумку, чувствуя, что голова у нее гудит от мыслей и воспоминаний, точно пчелиный улей. С большим трудом ей удалось вернуться к настоящему и к предстоявшей ей задаче. Изабо пришлось провести некоторое время с закрытыми глазами и руками, положенными на бедра ладонями вверх, пытаясь взять под контроль свое дыхание, а вместе с ним и ту неуловимую жизненную сущность, которую Хан'кобаны называли ко, безмолвное средоточие уверенности, скрывавшееся внутри нее.

Наконец Изабо почувствовала себя достаточно безмятежной, чтобы продолжить. Она медленно разделась. Сначала Изабо сняла окаменевшую совиную лапу, висевшую на шнурке у нее на шее. Как и тонкие белые шрамы на ее лице, лапа была не эмблемой ведьм, а знаком ее хан'кобанского наследия и выучки. Она отложила ее в сторону, потом отстегнула чехол с длинным кинжалом, который всегда носила но поясе. Его рукоятка была вырезана в виде дракона со сложенными по бокам крыльями и сверкающими золотистыми глазами. Изабо потерла крошечные кристаллики драконьего глаза пальцем, потом осторожно положила нож на землю. Она расплела толстую косу, бронзово-рыжие кудри рассыпались по ее спине, и ими тут же принялся играть легкий ветерок. Самым последним она сняла длинное белое платье без единой пуговицы и крючка и аккуратно сложила его, оставшись полностью обнаженной и с босыми ногами.

Войдя в заводь, она раздвинула кувшинки, открыв мутную зеленоватую воду. Под ногами захлюпал ил. Она невольно поджала пальцы ног, но продолжила продвигаться вперед, ощущая обжигающе холодное прикосновение воды к коже. Она легла на воду и долго лежала в струящемся облаке рыжих волос, глядя, как небо бледнеет, становясь прозрачным и зеленовато-голубым, а потом темнеет до фиолетового. Над горизонтом показалась Гладриэль, потом Магниссон с четко видными темными отметинами на боку. Свет двух лун покрыл поверхность заводи зыбкой серебристой рябью, и Изабо широко раскинула руки и ноги, глядя прямо в звездную бездну, раскинувшуюся в вышине над ней.

Наконец она поднялась и вышла из воды, слегка дрожа. Она принялась хлестать себя ветками можжевельника и розмарина, потом насухо вытиралась грубым полотенцем до тех пор, пока кожа не загорелась. После этого она торжественно намазалась драгоценным маслом, смесью мурквоуда, боярышника, дягиля и розы, для ясновидения, дальновидения, дальнего пути и защиты от зла.

Изабо уселась в объятия корней старого тиса. Она чувствовала себя очень чистой и очень уверенной. Глядя в ночь, она очистила свой разум от всех мыслей и чувств, напевая вполголоса:

— Во имя Эйя, нашей матери и нашего отца, вы, Пряха, Ткачиха и Разрезающая Нить, ты, кто сеет семя, питает все живое и собирает урожай, почувствуй во мне течения морей и крови; почувствуй во мне бесконечную тьму и яркий свет; почувствуй во мне восхождение лун и планет, пути звезд и солнца; сними пелену, открой мои глаза посредством четырех стихий: ветра, камня, пламени и дождя; сними пелену, открой мои глаза посредством ясных небес и бурь, радуг и града, цветов и опадающих листьев, пламени и пепла, сними пелену, открой мои глаза, во имя Эйя, нашей матери и нашего отца, вы, Пряха, Ткачиха и Разрезающая Нить...

Мало-помалу Изабо почувствовала, как растягивается, становится выше и тоньше, как будто кто-то тянул ее за веревку, протянутую через вершину ее черепа, сквозь основание ее позвоночника. Она росла из неба и из земли. Ее спинной мозг был деревцем, чьи ветви сплетались со звездами, ее корни уходили глубоко в землю. Она чувствовал почти неуловимый пульс планеты под ней, чувствовала, как становится все меньше и меньше в необъятности ночи, пока не превратилась в светящуюся пылинку в рокочущей темноте.