Сергей Мельник - Возвращение

Что есть знать? Это владетели и надсмотрщики земель короля, а что есть рыцарь? Это воин сидящий на земле короля. Герцоги, графы и бароны это всего лишь люди, чьими фамилиями называются те или иные куски земли в королевстве, но воин, человек рожденный воином, это не земля, не вода, ни огонь и не небо, это хороший такой отрезок заточенной стали в руке разумного государя.

Здесь кстати тоже были непонятности. Митсвел покачав головой, в который раз стал вглядываться в гербы рыцарской братии, с изумлением не отмечая в ней знакомых лиц. Это странно, вот стоит родовой щит Анаркрафтов, серебряное поле с сжатой в кулак стальной перчаткой. Глава семьи Вега Анаркрафт был бравым рубакой, и пусть он был в годах, но король доподлинно знал, что тот и сейчас мог орудовать моргенштерном не хуже чем мельница лопастями на ветру. Что же он видел? Он видел, что вместо старого и проверенного Веги сейчас щит на руку примерял один из его молодых сыновей, чьего имени король не то что не помнил, а даже не знал. И если бы это был единичный случай, так нет же, вот они, Узари, Денгоны, Вазерго, де Кальго, все, все без исключения отправили по зову короля младших. Странно это, подумал король, уздой немного резко развернув коня по левому от себя краю.

Вот здесь было все гораздо лучше. Именно тут были те, кого он прекрасно знал и помнил, это регуляры, пропойцы, сейчас все конечно в чинах и званиях, но по–прежнему тот еще контингент. Митсвел их собирал еще с первых дней своего правления, когда он по молодости самолично выезжал по местам более или менее крупных баталий, дабы выудить вот таких вот сорвиголов, простолюдинов, но смелых задир которые не умирали, а выгрызали свое место под солнцем на пограничных постах и гарнизонах в жестокой и кровавой сече.

Вот, к примеру, статный широкоплечий и высокий Неманодах Верт, верховный маршал всей группировки его войск. Сейчас, глядя на этого достойного мужа, ни в жизнь не поверишь, что это грязный и оборванный сын козопаса с отрогов Кальпеи, которая рассыпалась каменной грядой, голого пластинчатого камня к границе с халифатом Амунадип. Мерзкое местечко, усыпанная камнями пологая равнина, выжженная солнцем с редкими пучками травы, там по большому счету коз жило больше чем людей, но какая–никакая это граница Финора. А посему худосочного парня с чумазой мордой и изодранными коленями быстро оформили в пограничный гарнизон на службу родине.

М–да уж.

Судьба.

Высокий донжон пограничников, в один из дней взяли в кольцо мамелюки хаджи Алюмбея, тогдашнего переходного правителя халифата. Правитель так себе оказался, даже года на троне не протянул, но вот на границе по разбойничал.

Неманодах один из двадцати пяти пограничников остался в живых. Всех порезали на лоскуты и лишь козопас успел закрыться в каменном донжоне, где благодаря арбалету и кривой халифатской сабле, безусый мальчишка полторы недели отбивался от пяти десятков головорезов и бандитов. Это было действительно чудо из чудес, о таком еще никогда никто не слышал, а потому в те далекие времена король, путешествовавший по югу, самолично возжелал видеть этого великого воина. Митсвел улыбнулся воспоминаниям. Еще бы, он тогда за малым не взорвался криком, когда перед его светлые очи вытащили чумазого заморыша вместо статного высокого богатыря. Хорошо сдержался, они были неподалеку от места баталии и, он сам сначала все осмотрел, прежде чем всех карать в немилости. Донжон был тот тупо малюсенькой башней, не огороженной даже забором из палок. Там вообще можно было трое суток бродить и не найти ни одной палки. Узенькая, метров пять может шесть высотой с одной единственной бойницей и тяжелой окованной железом дверью. Пожалуй, тут и вправду имея арбалет можно было годами отбиваться от врагов, но возникало сразу два вопроса, как он спал и чем питался?

— Спал у бойницы — Так ответил козопас, опустив голову. — Дверь без шума они бы не вскрыли, а то как закидывали веревки с крюками, будило меня и я встречал их всегда уже с взведенным арбалетом.

— Ладно. — Кивнул тогда Митсвел, соглашаясь. — Что же ты ел?

— Ел тех, кто все же доползал до бойниц. — Пожал буднично плечами паренек. — Весь паек в казарме остался.

Вот он, стоит статный муж и великий маршал армии. Да уж, кому расскажи никто не поверит, что этот ухоженный мужчина начинал свой путь на армейской лестнице с того, что жрал врагов. И ведь наверно сейчас этим же ртом детей своих целует, улыбаясь им по вечерам, слова любви жене ласково на ушко шепчет.