Сергей Мельник: Барон Ульрих. Чужие игры

У меня стала расти борода. Ну, как борода, так три смешные волосинки на кадыке, две по одной на сторону, по щекам и прозрачный пух под носом. Что тут скажешь, время не ждет, время бежит семимильными шагами, беря свое и одаривая нас взамен… опытом, да, пожалуй, назовем это опытом прожитых лет. Хотя как по мне, можно было бы куда как лучший вариант для размена придумать, впрочем, бог с ним. И так сойдет, тот самый опыт мне услужливо подсказал способы борьбы с такими кустарными лицевыми насаждениями, от которых я был не в восторге, так как процесс этот мне еще в достопамятные времена успел «остохорошеть» порядком.

Все через это проходят, одни раньше, другие позже, некоторые с гордостью бегают каждые пять минут к зеркалу, дабы подергать свои «недозаросли» ощущая свою состоятельность, как половозрелая особь, а некоторые уже знают, что этот подарок со временем превратится в ежедневный кошмар. Я это знал. Я барон Ульрих фон Рингмар-Когдейр прекрасно знал, так как это не первая моя жизнь, и это не первое мое безобразие на морде лица, с которым мне в последствии предстоит вести бесконечную войну на протяжении всей оставшейся жизни.

Прошептав себе под нос: «Гоги, опять в детский сад небритым пришел», я помазком взболтал мыльную пену старательно слой, за слоем покрывая им свое лицо. Да уж, как много в этом скрыто, казалось бы, мелочь из мелочей, а нет. Скрыто. За всех конечно не скажу, но стоя в ванной комнате, я невольно возвращаюсь памятью к далекому и забытому, к тому, о чем казалось бы, и вспоминать не стоит, я вспоминал отца, вспоминал себя и свои мысли когда я еще в реальные годы своего взросления стоял раскрыв рот, наблюдая за этим примером идеального и настоящего мужчины в действии.

Отцы разные бывают, жизнь у каждого своя и родителей не выбирают. Кто-то до конца жизни не может простить большого, кто-то малого, у кого-то в душе презрение, а у меня в душе непередаваемая тоска и преклонение перед тем тихим, спокойным и рассудительным человеком, что ввел меня в эксплуатацию, показав, что такое жизнь, сказав или не сказав так нужные мне слова.

А бритвы в этом мире опасные. У моего деда такая была, складная машинка смерти, неизменно заправляемая на кожаном армейском ремне, ибо грани заточки требуют нежной правки, если конечно не хочешь в последствии тяпкой лицо выбривать. Ага! Точно! С носом надо по осторожней, иначе потом его в кармане будешь носить. Цыкнув от досады на первый порез принялся за самое простое, за две волосинки на щеках.

Сегодня особый день, невзирая даже на то, что весна сама по себе всегда особенное состояние души, сегодня я поступаю в королевскую академию магических искусств Финора. Мой путь, мой выбор, мой покой. По крайней мере, на последнее я очень и очень рассчитываю, ибо утомили меня события последних лет непередаваемо. Хочется покоя и тишины, хочется хруст переплетов послушать, нежный шелест переворачиваемых страниц, макнуть пальцы в чернила, в конце концов, просто посидеть, приведя в порядок свои мысли, проекты и банально побыть седобородым отшельником ученым, в пещере на окраине мира. Мне конечно можно было подождать до осени и даже пропустить целый год, но хотелось самому, хотелось отрешиться и уйти.

Закончив играться с бритвой и налепив в нужных местах нужные огрызки бумаги, дабы затворить кровь, оценивающе оглядел свое тело в зеркало. Да уж, изменений море. От щупленького большеглазого мальчишки уже практически ничего не осталось. Тут надо наверно сказать большое спасибо моим мучетелям, моим наставникам по физ подготовке, баронессе фон Красс, при воспоминании южанки зашевелился хвостик, и достопочтимый господин Ло, от одной мысли о котором опускалось все на свете.

Маленький азиат мордовал меня нещадно, видимо предчувствуя скорое расставание. Своим телом я наверно обязан ему, так как он по всем своим восточным канонам, сушил меня нещадно выгоняя даже малейший намек на любое проявление жировых отложений. Не было дутой рельефности так любимой западными культурами, зато была потрясающая подвижность, скорость и гибкость достойная лучших представителей змеиного сообщества. Господин Ло знал толк в извращениях, даже через пол года непрекращающихся занятий по-прежнему доводя меня до зубовного скрежета и слез боли, но что не говори, а спасибо ему с поклоном до земли. Он мастер, он лучший из всех кого мне когда либо доводилось видеть, он знает свое дело, а что самое главное наверно, делает его, делает самозабвенно, не щадя ни себя ни тем паче двух мальчишек попавшихся к нему в руки.