М. Волошина - Дни и ночи Невервинтера

Вдруг по его лицу словно прошла тень. Касавир зашевелился. Эйлин поспешно отвернулась. Не хватало еще, чтобы он узнал, что она разглядывала его. Он и в самом деле проснулся и, посидев некоторое время в оцепенении на своем ложе, придвинулся к Эйлин и тронул ее за плечо.

— Касавир? — тихо сказала она, стараясь выглядеть непринужденной. — Сейчас моя очередь дежурить.

— Да, я знаю, — ответил он шепотом. — Мне нужно поговорить с тобой. О многом. — Он показал на Бишопа. — Давай отойдем подальше отсюда.

Они отошли к ручью, откуда было хорошо видно лагерь. Касавир сделал несколько больших глотков воды, затем они сели рядом на поваленное дерево.

— О чем ты хотел поговорить, Касавир?

Паладин глубоко вздохнул.

— Я… думал о том, что ты сказала вчера. Ты упрекала меня в том, что я что-то скрываю, не доверяю тебе. Ты права, я действительно многое скрываю, и у меня действительно была причина прийти сюда за Бишопом. Кроме заботы о тебе.

Эйлин молчала. Пару минут Касавир собирался с мыслями и, наконец, заговорил.

— Помнишь, Бишоп спрашивал меня, уж не думаю ли я, что это мой лес? Так вот, он действительно когда-то был моим.

— То есть?

— Я — последний из рода Лоннсборгов, — тихо сказал Касавир.

— Касавир, что ты говоришь? Здешний замок пустует уже, кажется, целую вечность. Удивительно, как он еще не развалился.

— Просто послушай меня, не перебивая, — твердо произнес он. — Я принял решение и доведу дело до конца, даже если это будет стоить мне твоего уважения. Я не могу скрывать это, зная, что ты в любой момент можешь узнать мою историю от кого-то другого.

Касавир рассказал ей о том, как он в юности потерял родителей и волей умирающего отца оказался женатым на прекрасной молоденькой Марбл.

— Значит, у тебя была жена? Но где же она теперь? Что случилось? — стала расспрашивать Эйлин.

Он снова вздохнул.

— Это самая горькая часть моей истории. Незаживающая рана, которую я по глупости нанес сам себе. Но мои страдания — ничто по сравнению с тем, что пришлось испытать моей жене.

Касавир наклонился, зачерпнул воды из ручья и отер лицо.

— Марбл очень любила меня, буквально боготворила, готова была исполнить любой каприз. Несмотря на юные годы, она прекрасно справлялась с делами замка и с прислугой. Любому человеку жизнь с такой женой показалась бы подарком судьбы. Но не мне. Я был семнадцатилетним лоботрясом, когда женился на ней, юной и… неопытной.

Он немного помолчал, оперев локти на колени и глядя на свои чуть дрожащие руки, большие, грубоватые, с выступающими венами. На средний палец левой руки был надет зачарованный перстень, усиливающий божественную ауру, который Эйлин подарила ему после одной заварушки. Он прекрасно чувствовал своего хозяина и начинал светиться, когда паладин испытывал ярость в бою или волнение. Вот и сейчас по его поверхности проползла красноватая змейка.

— В общем, поначалу она меня даже забавляла. Мне было приятно, что юное создание готово угодить мне во всем. Но я не любил ее по-настоящему, да и не был в те годы способен на такое чувство. И в какой-то момент она мне просто наскучила.

Эйлин не смотрела на Касавира. Ее воображение рисовало юную прелестную Марбл, а рядом с ней — молодого наследника замка, искушенного в плотских развлечениях и скучающего со своей женой. Неужели это — о нем, немногословном, внешне абсолютно бесстрастном и откровенно не интересующемся женщинами человеке? Эйлин вспомнила его вчерашний взгляд, который заставил ее застесняться. Нет, в нем не было ничего ТАКОГО, в этом она уверена. Она бы почувствовала. Дело было, скорее, в ней самой.

Касавир продолжал.

— Я стал искать развлечений. Пиры, турниры… острые ощущения. Недостатка в этом не было. — Он смущенно пожал плечами. — Я был молод.

Девушка украдкой взглянула на него. Наверное, он был красив. Высокий широкоплечий парень с густыми, черными, чуть вьющимися волосами, благородным профилем, тонким изгибом бровей, открытым взглядом ярко-голубых глаз и по-юношески пухлыми губами. Страстный, импульсивный, любящий жизнь. Он в чём-то изменился внутренне, но и сейчас ничуть не потерял своей великолепной формы. И ни проблески седины в волосах, ни жесткая складка между бровей, ни мелкие морщинки вокруг уставших печальных глаз не портят его зрелой, суровой мужской привлекательности.

Паладин машинально провел тыльной стороной пальцев по подбородку, раздраженным жестом человека, привыкшего к ежедневному бритью. У Эйлин возникло странное желание прикоснуться и ощутить эту колкость своей ладонью. Она внутренне одернула себя: «Как маленькая, будто взрослого мужчины не видела». А паладин продолжал говорить, тяжело роняя слова.