М. Волошина - Дни и ночи Невервинтера. Книга 2

Ладно, оставим пока посланника в покое. Может, он зомби нового поколения. Или зародился в пробирке от пяти главных лусканских магов. С них станется. Мне Сэнд как-то давал показания под зельем правды, рассказывал, чем лусканские маги в своих башнях занимаются. Я полночи потом вздрагивал. От смеха. А может, зелье было просроченное или так подействовало, что он вместо правды свои фантазии рассказывал. Хоть посмеялся.

Давненько что-то он у меня тут каблуками не стучал. Хотя, осведомитель из него так себе, его больше дармовое вино интересует. Много слов, а смысл по крупицам выковыриваешь. Но такая уж работа наша — мусор лопатить. Но потрындеть с ним приятно. Одного ему простить не могу — того случая. Меня ведь в Девятке учили яды за версту чуять, и восприимчивость у меня к ним пониженная. Чего мне этот гений набуровил в вино — наверное, и сам не знает. Просыпаюсь и думаю — было или не было? А эльфийская морда сидит, ухмыляется. Позорище. Одно оправдание, что я тогда молодой был.

Слышал, что Сэнд собирается со своей колдуньей открывать школу магии и давать дорогу провинциальным талантам. Чую аферу.

Ладно, Сэнд, иди и ты туда же, вместе с посланником, не о твоих аферах мне сейчас хочется думать. К черту работу вообще.

До сих пор не могу понять, что со мной тогда случилось. Магия, наверное. Очень необычное место, и эта странная помесь гномов с муншейцами. Ундер… как их там. Где только Эйлин таких чудиков откапывает? Гнома я бы у нее забрал в личное пользование, чтобы он меня каждую пятницу в эту страну отправлял. Может, даже не одного. Грейсону бы понравилось. Нет, лучше не надо, а то меня потом туда не пустят. Одному там тоже хорошо, но только не в компании со счастливой воссоединившейся парочкой. Я их один раз в садике увидел — чуть не задушил обоих. Взрослые люди, а как дети, по беседкам глупостями занимаются. Я весь красный, как будто это меня застукали с кем-то, а им хоть бы что. Хи-хи, ха-ха, Касавир, Касавир… Тьфу! Я бы тоже счастьем светился и ничего не замечал, если бы ко мне в постель попало двести пятьдесят фунтов отборного мяса.

Вру, конечно. Вру и ерничаю. У них же любовь. На них, наверное, тоже подействовала эта магия.

На меня она начала действовать, когда мы ехали по канатной дороге. Смотрю на все эти голубые дымящиеся водопады, на горы, на террасы с зарослями; гондола старая на вид, красивая, дерево неполированное, такое шершавое и теплое на ощупь. Плывет на головокружительной высоте и покачивается, поскрипывает. И возникло чувство, будто мне в затылок что-то теплое подышало. И что-то ковырнуло меня, когда я на Солу посмотрел. Она тоже задумалась, и глаза у нее влажно блестели.

— Красиво, — говорю, — тебе нравится?

— Красиво.

Вот и поговорили. Светский лев и амазонка.

Но я так просто не сдаюсь. Я, вообще-то, большой эгоист. Если вижу, что человек мне интересен, я его всеми путями стараюсь сохранить при себе. Буквально, будь рядом и не исчезай. А зачем мне это надо — сам себе не могу объяснить. И со своей стороны предлагаю ему… ну, не больше, чем могу предложить. Но и не меньше. Эйлин на меня, как на придурка, посмотрела, когда я еe однажды сватал к себе в Девятку. А Сола… она молчала, только бровки поднимала, когда я заливался соловьем, и смотрела на меня очень внимательно, изредка мигая, пыталась по моей таинственной морде понять, что у меня на уме. А что у меня было на уме — мне бы самому кто сказал. Я ее как-то с волчицей сравнивал. Так вот, у нее и взгляд такой — темный, волчий, его трудно долго выдерживать. Но я могу. Наверное, потому что наглый и опытный, не одного взглядом обломал, и уверен, что она знает, на что я способен. И потому спокоен.

И паладин тоже с ней может в гляделки играть. Он вообще человек особенный, прямолинейный, но в нем чувствуется внутренняя сила, за это сестренка его и любит, надо полагать. Ну, и за бицепсы там, трицепсы, косые мышцы живота и ягодичные тоже.

В тот вечер, когда все произошло, я сидел в большой купальне внизу, и пытался думать о возвращении в Невервинтер. Что нас ждет, что за бульон на тамошней кухне варится, кто политику делает? Два месяца без малого — большой срок. А может, как только я появлюсь в землях Нашера, меня тут же захотят арестовать. Ко всему надо быть готовым, продумать тактику.

Но долго я о серьезном думать не мог в такой расхолаживающей обстановке. Какие мысли могут прийти в голову мужику, который третий день предается безделью, подставляет тело под экзотические процедуры, жрет, пьет пиво и греется в ванне с пузырьками. Ясно, какие. И тогда я подумал, что Сола и Касавир лучше друг другу подходят. На вкус такого махрового эстета, как я, Эйлин с паладином не смотрятся. Ведь на нее посмотреть — какое-то женское недоразумение. Фигурка-то есть, но какая-то мелкая, кость тонкая, а лицо благородством не блещет. Хотя, она оригинальна в своем роде, я даже во сне ее видел после той бани, когда мы еще не были родственниками (стереть из памяти, чтобы по пьяни не ляпнуть). Сола — другое дело. Высокая, сильная, фигура, как у пловчихи и профиль точеный. Я представил их с паладином — красота, хоть роман пиши. И хмурятся они одинаково. И помолчать им вдвоем будет интересно.