Лей Бардуго - Тень и Кость (ЛП)

Я все еще не спала, когда услышала это. Тук-тук. Пауза. Тук. Затем снова: тук-тук. Пауза. Тук.

— Что происходит? — сонно пробормотал Алексей с ближайшей койки.

— Ничего, — прошептала я в ответ, уже выскальзывая из-под одеяла и обуваясь в ботинки. Схватив пальто, я максимально тихо прокралась по казарме. Когда я открыла дверь, то услышала хихиканье, и какая-то девушка сказала:

— Если это следопыт, то скажи ему, чтобы зашел внутрь и согрел меня.

— Если он захочет подхватить сифилис, то, уверена, он сразу же направится к тебе, — пропела я сладким голоском и вышла на улицу. Холодный воздух жалил мне щеки, и я спрятала подбородок под воротник, жалея, что не захватила шарф и перчатки. Мал сидел спиной ко мне на ветхих ступеньках. Позади него, на освещаемой огнями тропинке, я увидела Михаила и Дуброва, передающих по кругу бутылку. Я нахмурилась.

— Умоляю, только не говорите, что вы разбудили меня, чтобы сказать, что собираетесь пойти в палатку Гриш. Чего вы хотите, совета?

— Ты не спала, а просто лежала и волновалась.

— Ошибаешься. Я думала, как бы проникнуть в павильон и найти себе милого Корпоральника.

Мал рассмеялся. Я замешкала у двери. Это была сама трудная часть пребывания рядом с ним, если не считать тех моментов, когда мое сердце выделывало унизительные акробатические трюки из-за его близкого присутствия. Я терпеть не могла скрывать то, как сильно задевали меня его глупости, но мысль, что он узнает правду, была еще более невыносимой. И сейчас я серьезно задумалась над тем, чтобы просто развернуться и пойти внутрь. Вместо этого я проглотила свою ревность и села рядом с ним.

— Надеюсь, ты принес мне что-нибудь хорошенькое. Секреты соблазнения от Алины дорогого стоят.

Он улыбнулся.

— Запишешь на мой счет?

— Ладно. Но только потому, что ты и так в этом хорош.

Я уставилась в темноту и увидела, как Дубров сделал очередной глоток из бутылки и покачнулся вперед. Михаил поддержал его рукой, и звук их смеха донесся к нам сквозь ночной воздух.

Мал покачал головой и вздохнул.

— Он всегда пытается поспеть за Михаилом. Наверняка закончится тем, что его вырвет мне на ботинки.

— Так тебе и надо, — ответила я. — Итак, что ты здесь делаешь?

Год назад, когда мы только начали нашу военную службу, Мал навещал меня почти каждую ночь. Но вот уже несколько месяцев, как он перестал приходить.

Парень пожал плечами.

— Не знаю. Ты выглядела такой несчастной за обедом.

Я была удивлена, что он заметил.

— Просто думала о переходе, — осторожно сказала я. Не то чтобы это была ложь. Я и вправду в ужасе от мысли, что скоро окажусь в Каньоне, а Малу совершенно не нужно знать о нашем с Алексеем разговоре. — Но я тронута твоей заботой.

— Эй, — проговорил он с улыбкой. — Я волнуюсь о тебе.

— Если тебе повезет, то волькра съест меня на завтрак, и тогда тебе не придется больше беспокоиться.

— Ты же знаешь, что я буду абсолютно потерян без тебя.

— Ты в жизни не терялся, — усмехнулась я. Я была картографом, но Мал мог определить в какой стороне север с завязанными глазами и стоя на голове. Он врезался в меня плечом.

— Ты знаешь, что я имел в виду.

— Конечно, — ответила я. Но это не так. Не совсем.

Мы сидели в тишине, глядя на то, как наше дыхание превращается в пар на холодном воздухе. Мал изучающе посмотрел на носки своих ботинок и сказал:

— Наверное, я тоже нервничаю.

Я пихнула его локтем и ответила с уверенностью, которую вовсе не чувствовала:

— Если мы выдержали Ану Кую, то и с парочкой волькр сможем справиться.

— Насколько я помню, в последний раз, когда мы виделись с Аной Куей, ты получила оплеуху, и нас заставили убирать навоз в конюшне.

Я сморщилась.

— Я тут, между прочим, пытаюсь обнадежить тебя. Мог бы и притвориться, что успешно.

— Знаешь, что самое смешное? — спросил он. — Я в самом деле периодически скучаю по ней.

Я сделала все возможное, чтобы скрыть свое изумление. Мы провели больше десяти лет своей жизни в Керамзине, но у меня складывалось впечатление, что Мал хотел бы забыть все связанное с этим местом, возможно, даже меня. Там он был очередным беженцем, еще одним сиротой, который обязан быть благодарным за каждый кусочек еды и пару изношенных сапог. В армии же он выбил себе реальное место в обществе, где никому не нужно знать, что когда-то он был никому не нужным маленьким мальчиком.

— И я, — пришлось мне признать. — Мы могли бы написать ей.