— Ти си рањена ? Повредила си се? (У тебя ранение? Тебя ранили?)
Иглесиас разволновался и бережно накрыл ладонь Силимэри своей ладонью. Он немым вопросом попросил разрешения взглянуть на рану и опустил ее руку вместе со своей. Медленно он оголил плечо и увидел окровавленную перевязку. Кровь на ней была еще свежей и оставляла следы на пальцах.
— Душо моја, то је моја грешка: Морао сам да будем близу тебе. Опрости ми. Кунем се да ћу од сада увек бити ту и нећу дозволити никоме да те повреди (Душа моя, это я виноват: я должен был быть рядом с тобой. Прости меня. Я клянусь, что с этого момента я всегда буду рядом и никому не позволю причинить тебе боль).
Силимэри погладила его по щеке. Ее тело горело огнем, и даже из пальцев сочился неистовый палящий жар.
— Душа моя, я догадываюсь, о чем ты говоришь, но до конца не понимаю, — шептала она, — не волнуйся, моя рана затянется и все будет хорошо.
— Ти гориш (Ты вся горишь).
Иглесиас подхватил ее на руки и понес в свою палатку, протискиваясь через столпившихся у костров воинов. Силимэри легонько обнимала его за шею, чувствуя себя в полной безопасности. От Иглесиаса исходила забота, и рядом с ним хотелось быть слабой.
Они скрылись от глаз любопытных вояк, предоставив им право разглядывать только тени. По центру верхнего каркаса на изогнутом в виде змеи крючке висел масляный фонарь, освещающий табачные коричнево-зеленые полотна ткани в золотисто-кукурузный цвет. Иглесиас бережно уложил Силимэри на настил из душистой травы, прикрытый покрывалом из мягкой приятной на ощупь ткани с вышитым красными и желтыми нитями орнаментом из ритмически упорядоченных элементов восточной культуры.
— Вратићу се ускоро моја љубави (Я скоро вернусь, моя любовь), — он поцеловал ее в губы коротким поцелуем и выбежал из палатки.
Силимэри наконец-то смогла закрыть глаза и расслабиться. Ее лицо блестело от пота и в искусственном освещении походило на красивую отлитую бронзовую маску, плотно прилегающую к коже. Руки свободно лежали вдоль тела, и только грудь вздымалась от глубоких и протяжных вздохов.
Как и обещал, Иглесиас не заставил себя долго ждать. Он принес таз с теплой водой, белое полотенце, мыло и чемоданчик с медицинскими принадлежностями. Силимэри сразу заметила его возвращение и улыбнулась, глядя в его обворожительные, но настороженные глаза.
Иглесиас присел рядом:
— Ти ме збуњујете, моја слатка. Нашао сам те и бојим се да те не изгубим (Ты путаешь меня, моя милая. Я нашел тебя и боюсь потерять), — говорил он медленно и эмоционально. Каждая клеточка его лица говорила вместе с ним, и Силимэри и без знания языка догадывалась, о чем он говорит. Главным было даже не то, какие именно слова он произносил, а то, как он говорил: с любовью и заботой, склоняясь над ней, как мама над колыбелью своего ребенка.
Он развязал шнурок на ее плаще и, помогая подняться, убрал плащ в сторону, потом нежно уложил ее обратно и нижнюю часть плаща вытащил из-под ее округлых бедер, слегка прикрываемых узкой юбкой, поверх которой был широкий ремень, идеально подчеркивающий талию.
— Ти лепа моја (Ты моя красавица), — говорил восхищенно и отстегнул декоративные бретельки от черно-зеленого тугого корсета.
Его завораживала ее вздымающаяся грудь, разжигала страсть и приковывала взгляд, не зависимо от окрашенных кровью бинтов на левом плече. Силимэри наслаждалась его прикосновениями, даже когда его пальцы отдирали присохший кусок бинта над раной с неимоверной осторожностью и нежностью.
Иглесиас немного опустил корсет и смыл кровяные потеки, затем протер кожу вокруг раны и обработал ее настойкой, изготовленной по старинному рецепту восточных мудрецов. Ее состав держался в строжайшей тайне, потому что результат от ее применения был безупречным. От поставок лекарственных препаратов в дружеские империи Восточная Империя Песков получала стабильный высокий доход на протяжении последних пяти веков.
— После четири сата, осећаш се много боље, драга моја (Через четыре часа ты будешь чувствовать себя намного лучше, моя дорогая), — он посыпал рану белым порошком и умело наложил повязку. Силимэри все это время не спускала с него глаз, изучая его черты, любуясь красивым профилем и взглядом исподлобья.
Иглесиас взял в руки мокрое полотенце и нежными поглаживающими движениями омыл ее руки. Каждый пальчик, ладони, запястья, предплечья. Он прикоснулся горячими губами к тонким запястьям и жадно целовал, покрывая длительными влажными звучными поцелуями, заводившими их обоих. В их глазах горели языки пламени всесильной захватывающей страсти. Он медленно расстегнул молнию на одном сапоге и стянул его со стройной ноги, потом снял второй сапог, и принялся омывать ее ноги над тазом, нежно массируя и поглаживая гладкую кожу. Было щекотно, но так приятно. У Силимэри от всплеска эмоций усталость как рукой сняло, и желание спать внезапно улетучилось. Она приподнялась на мягкой постели и подтянула ноги к себе, приняв сексуальную позу.
Читать дальше