Ллойд Александер: Верховный король

И он прошел в свою комнату впереди Колла и двух женщин. Окна были темны. Тарену казалось, что огонь очага лишился своего света и тепла и теперь отбрасывал лишь серые холодные тени, растворяя во тьме лица стоящих рядом.

— Я было подумал, что мы сможем догнать Охотников и не позволить им ускользнуть в земли Аннувина,— тихо сказал Тарен.—Но если Ачрен говорит правду и Аровн действительно с ними, да еще и с мечом Гвиди-она... Что он задумал, я не знаю. Но добром, опасаюсь, это не кончится.

— Не могу себе простить,— сжал кулаки Ффлевд-дур,— Моя вина, что он ускользнул. Я должен был разгадать его хитрость, обязан был заметить ловушку!

Тарен сочувственно кивнул.

— Да, злую шутку сыграл с вами Аровн. Но не кори себя. Сам Гвидион обманулся.

— Но только не я! — вскричал бард — Ффлевддур Пламенный проницателен! Я сразу же обнаружил обман. И если бы Ллиан не рванула в сторону...—Арфа, висевшая на плече барда, вздрогнула, струна натянулась и внезапно оборвалась с таким звуком, что примостившийся у очага Гурджи вскочил. Ффлевддур поперхнулся.— Ну вот, опять,—расстроенно пробормотал он.— Неужели она никогда не прекратит? Стоит чуть-чуть привр... я хотел сказать, приукрасить, как эта отвратительная струна лопается. Поверь, я не хотел преувеличивать. Сейчас-то мне и впрямь кажется, что мог заметить... Нет, если по правде, то личину он натянул на себя отменную. Даже меня поймал в ловушку. Боюсь, что и в другой раз могу попасться.

— Удивительно,— вмешался Рун, король Моны, который разинув рот слушал все разговоры —Послушайте, мне очень хотелось бы научиться изменять свой облик. Невероятно! Вот бы мне уметь так превращаться! Я всегда думал: как интересно, наверное, быть барсуком или муравьем. Мне хотелось бы узнать, как это они строят и устраивают свои жилища, о чем разговаривают друг с другом, если вообще умеют говорить. С тех пор, как я стал королем, мне хочется все в моем королевстве исправить, улучшить. Я собираюсь возвести новую дамбу в гавани Моны. Впрочем, я уже как-то начинал. Моя идея состояла в том, чтобы одновременно начать с обоих концов и таким образом управиться в два раза быстрее. Но почему-то обе части дамбы не встретились в середине. И я теперь размышляю над новым способом. Вот бы мне знания бобров или других зверюшек! А еще я задумал построить дорогу к пещере Глю. Это же необыкновенное место! Уверен, народ Динас Рид-нант просто повалит туда... И как просто! — Рун вдруг растерянно заморгал.—Да, задумывать просто, а как трудно делать и доделывать! Во всяком случае труднее...

Глю, услышав свое имя, навострил уши. Он так и не покинул своего места у очага, а всеобщая тревога не заставила его выпустить из рук кастрюлю.

— Когда я был великаном...— завел он.

— Я видел твой корабль, Рун, он хоть и маленький, но довольно ладный,— сказал Ффлевддур, и тут он узнал Глю, вернее, догадался, что это Глю — Когда он был великаном,— кивнул бард на обрюзгшего человечка с кастрюлей,—то выглядел таким ничтожным... Он готов был на всё, лишь бы выкарабкаться из пещеры. Даже сунуть одного из нас в тот отвратительный отвар, который намешал из всякой гадости.— Он глянул на Глю с плохо скрытой досадой.— Но Ффлевддур Пламенный не злопамятен.

— Когда я был великаном,— продолжал Глю, не обращая внимания на слова барда,—никто не смел оскорблять меня и тем более тащить за уши на борт паршивой лодчонки! Я не хотел приезжать сюда. А после того, что случилось сегодня, у меня и вовсе нет желания оставаться здесь.—Глю скривил рот,—Даллбен скоро узнает, что я ни мгновения не намерен здесь оставаться!

— Конечно, узнает,— примирительно ответил Тарен.— Но сейчас у него заботы поважнее. Да и у нас тоже.

Бормоча что-то о грубиянах и невеждах, Глю скреб пальцами по дну кастрюли и хмуро почмокивал. Никто больше не вымолвил ни слова. Молча все стали устраиваться на ночлег.

Огонь в очаге догорел, и угли рассыпались пеплом. Ночной ветер взыгрывал и подвывал за стенами хижины. Тарен улегся, подложив руки под голову. Сегодня утром, вернувшись домой и увидев Эйлонви, он уже решился было сказать ей всё и, невзирая на неясности своего рождения, на разницу в их положении, смело попросить выйти за него замуж. Но теперь смертельная опасность, нависшая над раненым Гвидионом, сделала такими мелкими и неважными все мечты и желания Тарена, что ему стыдно было даже думать об этом. Да, он так и не узнал, что таит в своем сердце Эйлонви, но сейчас не имел права допытываться об этом. Пока души его друзей наполняет тревога, пока в доме Даллбе-на, на земле Прайдена не наступит мир и покой, он обязан молчать. Тарен закрыл глаза. Ветер рвал и метал, будто хотел разнести в клочья дома, поля и сады, снести до основания Каер Даллбен.