Вероника Мелан - Ассасин

— Не знаю, из-за его ли морды. Все дело в том, что в ту пору я занимался еще одним делом — запрещенным, я так думаю.

— Это каким?

— Пытался измерить настоящую границу Уровня. Ездил к окраинам, к силовому полю, мерил его сопротивление, пытался понять свойства, ставил флажки, делал пометки.

— А зачем?

Вот так Эд! Оказывается, и наука была ему не чужда — живой и острый ум не только теперь, но и тогда требовал найти область для применения.

— Ведь интересно же было! Как Комиссия его создала, как работает, совсем ли нельзя сквозь него пройти? Мне в какой-то момент начало казаться, что можно, если на высокой скорости. Вот только что там — за границей? Пустое пространство? Другой Уровень? Иная планета? Эти мысли не давали мне покоя. Думаю, что они на самом деле пришли из-за флажков и записок моих.

— Из-за любопытства? Да, такое могло быть.

Я согласно кивнула. Судя по словам Рена, Начальник зорко следил за тем, чтобы граждане жили в пределах городов или разрешенных для заселения местах, но не далее — был у нас когда-то разговор на эту тему.

— А что сказали на суде? Как объяснили?

Свой суд я помнила настолько ясно, как будто все случилось вчера: жесткие равнодушные лица представителей Комиссии, небольшую комнату, пустой стол, страшные слова.

— Сказали, что я что-то нарушил, а что, я так и не понял. Витиевато прозвучало, слова слились в одно, да и страх не помог — я тогда все ждал оглашения приговора, в стрессе находился.

Понимаю его.

— Дождался. А на следующий день уехал в Корпус. Принудительно-добровольно, так сказать.

И снова над полянкой воцарилась тишина. Только Лайза изредка скребла ложкой по дну тарелки — доедала салат.

— Значит, ты так и не знаешь точно — из-за друга такое произошло или из-за флажков?

— Не знаю. — Эд, совсем как когда-то, вновь стал серьезным, угрюмым. — Но флажки я больше не ставил, к границе не ездил. К «другу» тоже — ну его! Мы с Ниссой просто взяли кредит и купили ранчо. Вот расстроимся вширь, разрастемся, лошадей начнем разводить, тогда и отдадим все. Наладится оно потихоньку, уже наладилось.

— А про Ниссу расскажете?

Ну Лайза, ну чертовка!

Думала, Эд нахмурится еще больше, но тот наоборот просветлел лицом.

— Расскажу, чего нет-то? Ты про Корпус говоришь?

Подруга пристыженно кивнула. «Ага, — возликовала я внутри, — значит, совесть все-таки есть!» Но любопытство меня терзало тоже, а значит, не такими уж разными мы были.

— Да двойную бухгалтерию она когда-то вела. Не хотела, но согласилась — ей за это процент шел. Жила бедно в то время, перебивалась, чем могла, — понять можно.

«Можно, — мысленно согласилась я, — когда ты бедный, оступиться легко».

Вот так все оказалось просто — вроде бы и за дело оба попали в Корпус, а вроде бы и нет. Не поймешь. Можно ли судить человека за мошенничество? Конечно. А за бедность? Сложный вопрос. А флажки Эда… Тут вообще непросто, чужая душа — потемки. А душа представителей Комиссии — это не просто потемки, это дыра космического масштаба. Кто там разберет, что внутри? Для себя я сделала простой вывод: они — Нисса и Эд — прекрасные люди. Какими были, такими для меня и остались — радушными, честными, всегда готовыми помочь, — настоящими друзьями.

— Ну как, утолил я ваше любопытство?

Я улыбнулась стыдливо и с признательностью, Лайза потупилась:

— А ничего, что я так прямо спросила? А то я чего-то переживаю теперь…

— Переживаешь? Да брось! Не вопросы ставят людей в тупик, запомни, девочка, а их собственные ответы. Человека нельзя смутить — он сам себя смутить может, а мне скрывать нечего. И Нисса бы вам спокойно ответила, она себя не стесняется. Признает, что в чем-то хорошая, в чем-то плохая, за то и люблю.

А ведь он прав, подумала я, все мы в чем-то хорошие, в чем-то плохие. Нет злых и добрых, нет стопроцентного разделения — все это крайности. Люди — всегда смесь оттенков, вариации, все вместе и сразу. Вот и Рен — плохой он или хороший, если наемник? А я, если художник, то сразу хорошая? А если злая внутри или жадная? Эд прав — не вопросы смущают людей, а собственные на них ответы. Почему-то за этот вечер я была ему особенно признательна.

А Лайзу все равно собиралась пнуть.

Но это позже, когда вернемся на ранчо. Или домой. Или когда-нибудь.

Прогорел и погас наш костерок, закончился салат, миски отправились в привязанную к седлу сумку. Недовольно фыркнула, когда ее начали отвязывать от дерева, Волнушка, радостно заржала Комета.