Вероника Мелан - Ассасин

— Ну смотри, тест «адаптивность». Знаешь, в чем он заключался?

— В чем?

— Например, тебе с периодичностью раз в неделю приходят и говорят следующее: «Лайза, отныне у нас меняются условия работы. Полностью».

— И?

— Теперь ты работаешь за зарплату в два раза меньше.

— Хм…

— Или: «Лайза, начиная с этого дня ты выходишь на работу по ночам». А еще ты переезжаешь жить в наше общежитие. А потом снова переезжаешь, причем в район, который тебе совсем не нравится. А затем за твоей дверью обнаруживаются соседи пьяницы, которых еще вчера там не было. А после тебе говорят, что отныне тебе предстоит работать в совершенно ином коллективе и на другой должности. А еще тебя временно заставят с кем-нибудь сожительствовать…

— Фу, фигня какая-то! Зачем?

— Да затем, чтобы посмотреть на уровень твоей эмоциональной устойчивости в момент стрессовых ситуаций.

— Да меня бы порвало! Уже на втором условии.

— А Рена, видимо, не порвало, раз камень ему все-таки дали.

— И он что, сожительствовал с кем-то?

— С каким-то дураком, который его сильно раздражал во всем.

Я знаю, о чем мы подумали одновременно — «Хорошо, что не с бабой». Да уж, это точно.

— Ну да, этот тест я бы, наверное, провалила. «Адаптивность». Фу.

Книга была окончательно забыта, теперь подруга то качалась в кресле, то поглядывала вдаль на облака, то погружалась внутрь себя, размышляла.

Мне, однако, удалось ее пронять. А ведь я рассказала еще не все.

— Перейдем к настоящим издевательствам?

— А были хуже?

— Спрашиваешь! Не буду брать «физическую подготовку», «точность» и «выносливость» — там все из названий понятно. А как насчет «эмоциональной устойчивости»?

— Он же только что был?

— Нет, то была «адаптивность», то есть приспособляемость к новым условиям жизни. А «эмоциональная устойчивость» — это другое. И это один из тестов, который я бы никогда не захотела проходить.

— Почему?

— Потому что там тебя лишают чего-то очень важного, ценного и следят за твоей реакцией. Ломают любимую вещь на твоих глазах, хамят тебе, выводят из себя.

— Если бы кто-нибудь сломал мой «Мираж», да еще на моих глазах!..

Краем глаза я увидела, как в негодовании сжались ее кулаки.

— Нет, Лайза, мы с тобой бы этот тест точно не прошли. Там не просто ломают, там, например, пытают твоего друга и просят тебя не вмешиваться. Или имитируют смерть близкого человека…

— Нет…

— Да. Я говорила, над Реном издевались. И был еще один тест — «контролируемая жестокость». Знаешь, что такое? Это когда надо самому кого-то пытать. Не потому что ты садист или потому что хочется, а потому что «надо».

— Не хочу слушать.

— А раньше хотела. Сама ведь спрашивала.

— Элли, ну зачем вообще кого-то пытать?

Да, я тоже задавалась этим вопросом. И потому задала его Рену, а теперь цитировала его ответ:

— «А что, если кто-то собирается взорвать торговый центр, где погибнут тысячи людей? Ты знаешь об этом, но не знаешь, где и когда это произойдет? Как получить информацию?»

— Неужели этот Дрейк не мог придумать какой-нибудь «укол правдивости»? Чтобы просто влить человеку — и тот сам все рассказал?

— Не знаю. Зато тебе теперь понятно, что это за камни и за что они достались Рену, точнее, какой ценой.

— Но это же ужасно!

Согласна. Вот теперь мы обе сошлись в одном и том же мнении, услышали эмоции друг друга и полностью их прочувствовали.

Наверное, разговор наш длился и длился — о подобных вещах можно говорить долго, но в тот момент, когда я намеревалась попросить Лайзу передвинуться ближе к лошади (хотелось детальнее прорисовать морду), из дома выглянула Нисса.

— Девочки, собираюсь закидывать белье в стиральную машину. Есть что постирать?

И мы отправились в комнату перебирать сумки.

А гроза в тот вечер действительно разбушевалась. Не гроза — грозища! И пока за стенами ранчо властвовала непогода — хлестал ливень, гнулись деревья и грохотал гром, — мы вчетвером играли в карты. Весело играли, с азартом. Иногда жульничали, иногда возмущались, а после хохотали, заедали все это плюшками, запивали компотом из ягод и раздавали карты по новой. И в который раз неслышно думали о том, что собраться вместе было хорошей идеей, замечательной. Несмотря на то, что мы с Лайзой были гостями, а Нисса и Эдвард хозяевами, никто не чувствовал дискомфорта. Мы не просили нас развлекать — находили занятия сами, а они не старались казаться излишне «добрыми» — просто оставались самими собой: тихой задумчивой Ниссой, любящей свои дела, и улыбчивым жженым от солнца Эдвардом, души не чающим ни в Ниссе, ни в лошадях.