Андрей Васильев - Акула пера в мире Файролла. Два огня

Там я залез в раздел 'Популярное' и начал читать отзывы, отбирая те книги, где они были наиболее паскудными. Общеизвестный факт — чем больше в книгу кидают грязью заслуженные флибустьеры — фекалоиды, тем она может оказаться интересней. Не всегда это срабатывает, но частенько.

Как это и водится, накачав книг в наладонник и плюхнувшись на диван, я понял, что читать я уже не хочу. И телевизор смотреть тоже не хочу. Через двадцать минут, повертевшись, я осознал, что даже сон ко мне не идет.

— Зажрались вы, батенька — сказал я сам себе.

На самом деле, такой образ жизни, какой я сейчас веду — это не есть хорошо. По сути, я помещен в тепличные условия, совершенно мне непривычные и несвойственные, а это запросто может привести к деградации. Видел я такое.

Одна моя приятельница и коллега по цеху как‑то вышла замуж, причем очень удачно, за вполне себе богатого дядьку. Причем дядька был совершенно нормальный — не псих, не урод, без приступов патологической ревности и тому подобных закидонов. И он действительно ее любил.

Все вроде бы было хорошо, но не хотел этот дядька, чтобы его жена работала. Мол — дома должна сидеть, и все тут. Приятельница моя, которую Маринка звали, посопротивлялась, посопротивлялась, да и сдалась.

Вот тут‑то невеселое и началось. Он никогда не относилась к той категории женщин, которых ласково называют 'хозяюшка', и которые умеют двадцать четыре часа в сутки вить семейное гнездышко. Маринка прошла огонь, воду и чугунные трубы (она как‑то неделю шастала с диггерами по московским коллекторам), могла влить в себя поллитровку водки, умело закрутив ее в бутылке 'винтом', и как‑то раз на спор сиганула прямо из вертолета в воду, причем метров с сорока.

Она честно пыталась как‑то приспособиться к этому быту. Она посещала какие‑то выставки, ходила по магазинам, даже попробовала подружиться с соседками (с мужем в комплекте ей достался дом в элитном поселке по престижному направлению) Но — тщетно. Это ведь тоже призвание — так жить. Не каждой это дано, и глупо ждать от кукушки, что она будет вить гнездо подобно жаворонку? Может, ребенок спас бы ситуацию, но с ним тоже не сложилось — у Маринки была слишком бурная юность, после которой возможности родить у нее не осталось.

Выдержала Маринка год, после сбежала ко всем чертям из этого рая.

— Знаешь, Никифоров, что там самое жуткое? — сказал мне она, когда мы в редакции отмечая ее побег, накидались по полной — Это то, что в какой‑то момент тебе начинает нравиться тот ритм жизни, который тебе задали извне. То есть, когда тебя потихоньку начинает устраивать растительное существование, которое ты ведешь, когда ты в нем видишь не дискофорт, а прелести. Безделье растворяет личность, как кислота металл, незаметно, но неуклонно. Я смылась оттуда, когда это поняла. А поняла я это тогда, когда поймала себя на мысли о том, что у меня почти нет своих мыслей. Все, что у меня осталось — это фрагменты деловой жизни моего мужа, о которых он мне рассказывал и кусок лужайки, который видно в окно. Проще говоря — я там начала деградировать. Не как человек, но как личность. А самое страшное, что может потерять человек — это потерять себя. Наливай давай, чего сидишь, как засватанный?

Маринка погибла через полгода, совершенно глупо, в автокатастрофе на трассе 'Дон'. Но эти последние полгода она снова была совершенно счастлива от того, что она опять живет так, как хочет. И, что‑то мне подсказывает, если бы ей предложили выбор — полгода, но такой жизни или еще лет сорок в холе и неге, то она бы выбрала более короткий отрезок пути.

Так вот, к чему я — и у меня начинается вот такая деградация. Все слишком просто и всего слишком много. И мысли, как тараканы на кухне — разбегаются, когда включают свет.

Я, переместившись на кухню, достал из коробки пистолет, подаренный мне Шелестовой и пощелкал курком. Ладонь ощутила рельеф гравировки на щечках рукояти, и я вспомнил о том, что так и не выяснил — что именно на них изображено? Что за каббалистика?

Подумав немного, я плюнул на все и набрал номер Златновой. Какого черта? Если откладывать это дело на потом, я так ничего и не узнаю. Ну, а если она будет засыпать в процессе разговора, буду начинать петь в трубку — это кого хочешь простимулирует, доказано сегодня.

— Анхен, майне кляйне — привычно поприветствовал я свою приятельницу, когда та, после пятого гудка, сняла трубку — Поздорову ли? Не приснился ли единорог?

— Чу — услышал я в ответ — Никифоров? Вот не ждала, не гадала.