Андрей Васильев - Акула пера в мире Файролла. Два огня

Илюшка насупился, достал из кармана пятирублевую монету и начал ее сгибать и разгибать пальцами, как видно, разгоняя подступившую тоску суровыми мужскими занятиями. Экшн, чо…

Меня представили обществу, причем, против моих ожиданий никто мне бубну выбивать не собирался, напротив — мне налили стакан вина и усадили за стол.

— Чем занимаешься? — спросил у меня немного повеселевший Илюшка после того, как я опрокинул в рот означенный стакан — Бизнес или как?

— Или как — не чинясь, я заел крепленое вино квашеной капустой, преотменнейшей кстати — Журналист я. Сочинитель, так сказать. Практикуюсь, светскую жизнь освещаю.

Пусть лучше думают так. Стоит ли всем знать 'кто' да 'что'?

— Бабские романы пишешь, что ли? — презрительно сморщился Шишкун — Тьфу ты! Это разве дело?

Я не стал вступать с ним в дискуссию. Это было и бессмысленно, и, признаться, небезопасно. Уж не знаю, каков он был в годы своей доармейской юности, прошедшей под светлыми флагами юношеской дружбы с неизвестным мне баловником Тагиром — заде, но сейчас он производил впечатление человека, который за неосторожное, а может даже и просто непонятное слово, запросто мог сделать кранеотомию без хирургических инструментов, анастезии и санитарок в накрахмаленных халатах.

— А бабуля твоя дома? — донесся до меня вопрос Эли, адресованный Светке — Мне бы с ней поговорить.

— Понятно — скривила та рот — Это вы опоздали.

— Никак померла? — ахнула Вика — А мамка говорила…

— Да помрет она, как же — непочтительно хмыкнула Светка — Она нас всех переживет, а то и детей наших. Не в этом дело. Здоровье‑то у нее ого — го какое, а вот на голову она ослабла. Несет всякую чушь, хорошо хоть под себя не делается.

— Вот тебе и раз! — расстроенно сказала Эля — А мы хотели, чтобы она нам погадала…

— Ээээ — махнула рукой Светка — Она уж года два как это дело забросила, ещё до того еще, как головой поплыла. А жаль, какая — никакая денежка нам за это дело капала.

— И много ли тебе пользы с той денежки было? — хриплый старческий голос, больше похожий на карканье заставил меня, да и всех остальных чуть ли не подпрыгнуть на месте.

Когда и откуда появилась грузная седая старуха в засаленном халате, никто не заметил. Но, тем не менее, она стояла в центре комнаты и обводила глазами притихших людей.

Не знаю, не знаю, насколько верны были слова Светки о том, что у этой бабули с головой не все в порядке, из‑под клочковатых седых бровей нас буровил более чем вменяемый взгляд. Скажу больше — он был не просто вменяемый, он был какой‑то даже оценивающий, выбирающий.

— Ба, ну чего ты вылезла? — недовольно сказала Светка и подошла к старухе, которая переводила свои буркалы с одного лица на другое — Иди, иди к себе.

— Цыц — ответила та, топчась на месте — Помолчи уже.

— Ну и зря ты на старушку наговаривала — сказал Светке Шишкун, ухмыляясь — Как по мне — в себе она. Выглядит страшновато, но на чокнутую никак не тянет.

Да, выглядела бабуля жутковато, было в ней нечто отталкивающее, пугающее — то ли неопрятность неухоженной старости, то ли еще что‑то, что не объяснить словами. По крайней мере, Вика явно напряглась и переместилась за мою спину, я почувствовал ее руку на своем плече.

Старуха уловила движение, повернула голову в нашу сторону и уставилась на Вику.

— А я чуяла — проклекотала она внезапно, вытянула морщинистую руку и ткнула пальцем в мою спутницу — Я знала, что знак будет. Сегодня будет.

— Ну и что ты на это скажешь? — язвительно спросила Светка у Илюшки — Знак она увидела теперь какой‑то. Ба, иди к себе, а?

Бабка тем временем, не обращая внимания на просьбы внучки, довольно шустро приблизилась к нам, не отрывая взгляда от Вики, точнее от ее груди. Мне стало любопытно, что она там такое углядела, я обернулся и увидел на ней кулон, тот самый, что в качестве новогоднего подарка ей передал Старик. Странно, что я сразу на него внимания не обратил.

— Ты кто есть‑то такая? — вполне миролюбиво спросила Павлючиха у Вики.

— Травникова я — пробормотала Вика, явно уже сожалеющая о визите сюда.

— Травникова? — старуха заклекотала, судя по всему, это она так смеялась — Никак Таисьина внучка?

— Да — кивнула девушка.

— От же — от Павлючихи пахло так, что даже мне стало не по себе, что уж говорить о побелевших сестрах. Смешанный запах мочи и немытого старческого тела был просто невыносим — Вот она бы посмеялась, узнав кому ее внучка служить подрядилась. А ты, стало быть за мной пришла?