Кэтрин Куртц - Дерини. Трилогия [ Возрождение Дерини. Шахматы Дерини. Властитель Дерини]

Поднявшись по ступеням террасы и подойдя к покоям Бронвин, он приложил руку к груди, почувствовав, как бьется сердце, как давит на грудь мешочек, который дала ему Бетана. Еще несколько часов — и Бронвин будет принадлежать ему. С трудом верилось в такое счастье.

Риммель помедлил и огляделся, прежде чем войти в комнаты; ему было велено найти Мэри-Элизабет, но в покоях никого не было, и никто не видел, что он вошел сюда. Лютня висела на стене около постели, однако сперва ему нужно было найти место для кристалла. Такое место, где Бронвин не смогла бы найти его сразу, чтобы чары успели подействовать.

«Туалетный столик — вот подходящее место», — подумал он, и подойдя к нему, вынул мешочек. Не сюда ли в первую очередь направится женщина, особенно, после утренней прогулки верхом. А блестящих вещиц здесь много, и то, что он оставит, не будет бросаться в глаза.

Положив мешочек на крышку столика, он начал развязывать кожаную тесемку, потом вдруг бросил это, подошел к лютне и взял ее — на случай, если его здесь застанут. Достав холодный красно-голубой кристалл, архитектор положил его среди безделушек.

С дрожью в ногах Риммель завязал кожаный мешочек и устремился к дверям. Остановившись на пороге, он бросил взгляд на столик — чародейский камень никак не выделялся среди множества украшений. С победным видом он устремился в сад, неся лютню Бронвин. По дороге он остановился, достал из кармана медальон, посмотрел на портрет Бронвин и, со вздохом спрятав его, продолжил путь. Достигнув сада, он услышал песню Гвидиона, поднимавшуюся в светлое небо.

Часом позже Бронвин остановилась в дверях своей комнаты, улыбаясь Кевину, целующему ее руку.

— Полчаса? — прошептала она.

— Полчаса, — кивнул он. — А если ты задержишься, я приду и сам тебя одену.

Бронвин состроила ему рожицу.

— Еще два дня, Кевин Мак-Лайн. Потерпи уже недолго.

— Потерпеть? — пробормотал он, привлекая ее к себе со страстью, отчасти наигранной.

Она усмехнулась, крепко обняла его и выскользнула в полуоткрытую дверь.

— Полчаса, — крикнула она, оборачиваясь. — И смотри, сам не опоздай, не то я тоже приду и помогу тебе одеться.

— Приходи! — со смехом ответил Кевин, и она закрыла дверь.

Бронвин грациозно повернулась и, прижимая к груди свою лютню, закружилась по комнате, радуясь жизни, молодости, любви. Остановившись возле туалетного столика, она взглянула в зеркало и, напевая мотив последней песни Гвидиона, поправила сбившуюся прядь, как вдруг почувствовала действие колдовства.

Бронвин пошатнулась и прислонилась к столику, пытаясь удержаться на ногах, но тут ощутила новый мучительный приступ. Руки девушки разжались, лютня упала на пол, резко зазвенела струна.

Этот звук словно пробудил в ней силы Дерини, и она сразу поняла, что происходит. Почти уже не отдавая себе отчета в своих действиях, она посмотрела на столик и увидела пульсирующий, светящийся голубой кристалл.

«Магия, — подумала Бронвин. — Боже мой, кто же это сделал?»

— Кевин! Кевин! — крикнула она из последних сил.

Кевин не успел уйти далеко. Услышав отчаянный крик Бронвин, он бросился назад по коридору и толкнул дверь комнаты. Дверь поддалась, он заглянул внутрь и оцепенел от ужаса.

Бронвин стояла на коленях перед туалетным столиком, вцепившись в него онемевшими пальцами. Ее взгляд был направлен на голубой камень, странно сверкавший среди лежащих на столике украшений. А когда Кевин взглянул на Бронвин, она указала на кристалл рукой, пытаясь что-то произнести.

Кевин, не долго думая, понимая только, что надо побыстрее убрать отсюда эту вещь, с воплем схватил ее обеими руками, надеясь вышвырнуть в открытую балконную дверь — с глаз подальше.

Но сделать этого он не смог. Чары начали действовать, и не Кевину — обычному человеку, было с ними совладать. Схватив камень, Кевин тотчас ощутил дикий ужас, боль прожгла его тело. Поздно поняв свою ошибку, Бронвин попыталась отнять у него кристалл, надеясь, что ее защитит кровь Дерини, но стоило ей коснуться камня, кристалл начал пульсировать как бешеный, отражая биение двух сердец.

Оба стояла, застыв в лучах белого света, заливавшего комнату, и свет этот отражался во всех гладких предметах, постепенно распространяясь вокруг все дальше и дальше.