Кэтрин Куртц - Дерини. Трилогия [ Возрождение Дерини. Шахматы Дерини. Властитель Дерини]

— Что ты услышала? — спросил он, отстраняя ее от себя и заглядывая в лицо. — Если тебя что-то беспокоит скажи мне, и…

Она покачала головой.

— Никто ничего не может поделать. Я же не виновата в том, что я такая… Три дамы разговаривали между собой, только и всего. Им не нравится, что будущий герцог женится на Дерини.

— Вот незадача, — сказал Кевин, обнимая ее снова и целуя в макушку. — Ну, так уж получилось, что я очень люблю эту Дерини и никого другого знать не желаю.

Бронвин улыбнулась, потом встала, поправила платье и вытерла глаза.

— У тебя на все найдется отпет, да? — сказала она, беря его за руку. — Идем. Прости меня за все это. Нам надо торопиться, опоздаем к обеду.

— К черту обед.

Кевин поднялся и обнял Бронвин.

— Знаешь что?

— Что? — Она положила руки ему на плечи и заглянула в глаза.

— Я люблю тебя.

— Странно.

— Почему?

— Потому что я тоже люблю тебя.

Кевин улыбнулся и чмокнул ее.

— Очень хорошо, что ты сообщила мне об этом, — сказал он, выводя ее из часовни — Потому что через три дня ты будешь моей женой.

А в маленькой комнате Риммель, очарованный прекрасной и недоступной женщиной, лежал на постели и не отрываясь смотрел на ее портрет в медальоне. Завтра он пойдет к этой Бетане, покажет ей портрет и расскажет старой ведьме о том, что он не может жить без этой женщины.

А потом она сотворит свое колдовство и Бронвин будет принадлежать ему, Риммелю.

Дункан Мак-Лайн изо всех сил подтянул подпругу, поправил стремя и не спеша вернулся к голове своего коня, чтоб дальше ждать под неприветливо моросящим предутренним дождем на окраине Корота. Вторая пара поводьев, перекинутая через его левую руку, слегка натягивалась, когда конь Аларика, стоявший без седока, тряс головой в холодном тумане. Надетая на него сбруя хрустела под клеенчатым седлом — животное переступало с ноги на ногу. Стоящий рядом с ним косматый вьючный пони, нагруженный тюками с необработанными кожами и мехами, поднял голову, вопросительно фыркнул и тут же опять заснул.

Дункану уже надоело ждать. Дождь, начавшийся, когда еще только смеркалось, продолжался всю ночь, большую часть которой Дункан провел в тесной купеческой лавке, урывками пытаясь поспать.

Но недавно гонец сообщил, что Аларик уже в пути и скоро будет здесь, поэтому-то Дункан и мок под дождем. Он плотно запахнул тяжелый кожаный плащ под самым подбородком (такие плащи носят кассанские охотники), поднял воротник и натянул капюшон как можно ниже, чтобы защититься от ледяного ветра и дождя. Пелерина у него на плечах уже потемнела от влаги, и вода просачивалась внутрь. Дункан чувствовал холод своей кольчуги даже сквозь плотную шерстяную фуфайку, поддетую вниз. Он дышал на пальцы, замерзшие и в перчатках, и нетерпеливо переступал с ноги на ногу, и морщился, когда шевелил окоченевшими пальцами в промокшем сапоге, и недоумевал, куда это запропастился Аларик.

Только он об этом подумал, как дверь в доме справа от него, словно по команде, распахнулась и в тот же момент высокая фигура, закутанная в кожаный плащ, показалась на освещенном пороге. Пройдя между конями, Аларик ободряюще хлопнул по плечу Дункана, всматривающегося в угрюмое серое небо.

— Сожалею, что так задержался, — пробормотал он, откидывая чехол с седла и насухо протирая его, — как дела?

— Да ничего, только вот промок до печенок, — беспечно ответил Дункан, в свою очередь открывая седло и вскакивая на коня, — но этому не помочь иначе, кроме как поскорей убравшись отсюда. Что тебя задержало?

Морган хмыкнул и подтянул подпругу.

— Много было вопросов. Если Варин решится выступить против меня в наше отсутствие, Гамильтон не должен оставаться с пустыми руками. Это еще одна причина, по которой я хочу сохранить наш отъезд в тайне. Пусть жители Корвина думают, что их герцог и его верный духовник-кузен уединились в отдаленных покоях замка, где герцог намерен исповедаться и принести покаяние.

— Это ты-то собираешься покаяться? — фыркнул Дункан; его кузен одним махом вскочил в седло.

— Уж не хочешь ли ты сказать, дорогой брат, что мне заказана чистосердечная вера? — спросил Морган, усмехнувшись, и, связав тюки, навьюченные на пони, направил своего коня к коню Дункана.

— Я — нет, — покачал головой Дункан. — Лучше скажи, мы когда-нибудь уйдем из этого мрачного места?

— Уже, — многозначительно произнес Морган. — Поехали. Неплохо, если бы мы были у старого Неота к закату, а туда и в хорошую-то погоду надо скакать целый день.